— Странно все это… — не могла угомониться Зина.
— Так, — вдруг воскликнул Борис Рафаилович, — ты лучше и не думай! В такие дебри попасть можно, что и жизнь потеряешь, и ничего не поймешь.
— А все-таки интересно почему…
— Нет! — Кац снова перебил ее, стукнув при этом ладонью по столу. — Как там у нас говорят: давай больше не будем говорить за это! Нам надо забыть! Забыть. Как этот сказал: зачем нам оно? Это их проблемы. Не хочу больше… Хватит. И так столько терял за свою жизнь. Так что давай за все забудем. Уже не помню. И ты — забудь, — улыбнулся горько он.
Зине было понятно состояние Каца. Она вполне могла оправдать его страх. Оправдать — но не поступать так же. Она прекрасно знала, что никогда не забудет странных событий этой ночи. Они уже отложились в ее памяти. А самое главное — она и не хотела их забывать…
Конец дежурства выдался напряженным. Завезли несколько трупов из городских больниц, плюс как они их называли, бесхозников — бесхозные, неопознанные тела умерших на улицах. Таких было пять.
К завершению дежурства, когда в холодильниках почти не оставалось мест, они вышли перекурить во двор. Зина все-таки решилась поговорить с Кацем. На землю бирюзовой дымкой опускались сумерки.
На них было приятно смотреть даже отсюда, из этого страшного места.
Странно, подумала Зина, в этом мире живут люди, для которых наступает спокойный вечер. И в нем нет ни гнилых трупов, ни страшных, связанных с ними забот…
— Интересно все-таки, куда они денут труп? — спросила она, когда Кац, почти докурив папиросу до конца, находился в благообразном, расслабленном состоянии, которое периодически нисходило на него, а она умела такие моменты видеть.
— Ты о чем? — удивленно обернулся он.
— Да все о том же… О трупе с волчьими зубами. Точнее, со следами волчьих зубов. Куда они денут труп?
— Все не можешь угомониться? — Борис Рафаилович нахмурился.
— Не могу. И вы не можете. Такое не выходит из головы.
— Закопают. Где-нибудь. Припрячут. Привыкли, — резко, словно стреляя словами, ответил Кац.
— А как они скроют причину смерти? Выстрелят в грудную клетку из самодельного оружия — мол, в схватке пристрелили бандиты?
— Зина, послушай меня очень внимательно… — Кац посмотрел на нее тяжело. — Я не знаю, что там произошло на самом деле… Да и знать не хочу, если честно. Но больше ни одного слова о том, что произошло ночью! Иначе ты накличешь беду. Ты не понимаешь, что делаешь!
— Борис Рафаилович, да я же ничего не делаю! — воскликнула Зина. — Мне просто очень интересно, почему НКВДшники так засуетились и прячут этот странный труп. Меня детали заинтересовали.
— Да, тебя заинтересовали детали. Любопытство, — Кац осуждающе смотрел на нее. — Но тебе и в голову не пришло, что из-за твоего любопытства другие люди могут лишиться жизни! Неужели ты до сих пор не поняла? Мы все под угрозой! Ты, я, наши санитары, которые были ночью. Нам всем выписан приговор! А твое любопытство — детонатор! И он рванет рано или поздно. Если этот труп так прячут, значит, знают почему…
— Вы хотите сказать, что они сами его и убили? Что этот НКВДшник знает, кто его убил и почему? — Зина широко распахнула глаза, обдумывая новую мысль.
— Все! Хватит! — воскликнул Кац. — Еще полслова… И мы серьезно поссоримся! — Он выглядел не на шутку рассерженным. — Я не желаю слышать ни единого слова об этом ночном трупе, об НКВД и обо всем подробном! Если ты еще раз ляпнешь что-нибудь подобное — пеняй на себя!
— Чего вы боитесь? — Зине было больно от малодушия Каца. — Любопытство — естественное человеческое качество. Неужели они уже забрали это право у вас — право быть человеком?
— Да, забрали, — выдохнув, Борис Рафаилович выдержал ее взгляд. — И у тебя заберут. Когда захочешь выжить. А иначе…
— Но я не хочу все время жить в страхе! — резко ответила Зина.
— А у тебя нет никакого выбора. Ты уже живешь здесь, — невесело усмехнулся Кац. — Что бы ты ни делала, куда бы ни совала свой любопытный нос — у тебя есть палка о двух концах. На одном конце — стремление выжить. На другом — твоя смерть. И если ты думаешь, что эта смерть будет легкой, быстрой, красивой и заслуженной, ты глубоко ошибаешься! Все это будет далеко не так.
— А какая смерть была у человека, укушенного волком? — не выдержала она.
— Ужасная! — бросил Борис Рафаилович и, втянув голову в плечи, быстро вошел в здание, давая понять, что разговор окончен. Зина грустно посмотрела ему вслед.