– Да говорите же скорей, что это было! – одновременно раздалось несколько голосов.
– Что было? – продолжал Куртис. – Я увидел над своей головой сияние звезд, и вдруг дыхание подозрительного существа перестало согревать мне лицо. Через минуту мой таинственный посетитель удалился, и только легкий треск ломавшихся под его ногами сухих ветвей указывал, что он мне не приснился. Я облегченно вздохнул, как чудом избежавший смертельной опасности человек.
– А костер? – спросил кто-то.
– Он едва тлел. Вероятно, оттого, что я выбрал все-таки недостаточно сухое место.
– Что же вы сделали? – полюбопытствовал судья.
– Подробностей приключения я припомнить не могу. Знаю только, что я или собирался вытащить нож и положить его возле себя, или держать в руке наготове, потом хотел прислониться к дереву и стоять таким образом до конца ночи, но странно, что ничего этого я не сделал, а преспокойно лег на землю и заснул. Когда я открыл глаза, был уже день.
– Весьма странно, – заметил судья. – Что это за животное посетило вас?
– Вы находите это странным? – вмешался возмущенный Баренс. – Да если бы я стал вам рассказывать такой случай, вы, наверное, не дослушав и половины, расхохотались бы мне в лицо и назвали лгуном, а тут человек сочиняет такие фантастические рассказы, а вы находите это только странным!
– Я начал отыскивать следы, – продолжал Куртис, не смущенный репликой Баренса, – но долго не мог ничего найти; земля была суха и покрыта такой уймой листьев, что положительно нельзя было различить никаких следов. Наконец, после долгих поисков невдалеке от места моего ночлега, я увидел берлогу старого медведя и убедился, что именно он так напугал меня ночью.
– О, это нисколько не удивительно, это даже входит в привычку у медведей, – сказал Смит. – Несколько лет тому назад у меня жил ручной медведь. Так он по ночам часто вставал, подходил к моей постели и смотрел на меня в упор, когда я спал. Не правда ли, какая странная повадка?
– Ваш рассказ, дорогой Куртис, – сказал судья, – напомнил мне о вашем обещании добыть мне медвежонка. Жене давно хочется иметь его. Теперь весна, – пожалуй, лучшее время для выполнения вашего обещания.
– Ну, я начинаю опасаться, что не сдержу своего обещания, потому что теперь эти маленькие негодники бегают быстрее лошади. Вот уже с месяц я мотаюсь по округе, рассчитывая поймать его для вас. Я успел побывать даже в горах, заглядывал во все пещеры, но так-таки не нашел ничего. Я бы и сам не прочь завести одного медвежонка у себя на дворе. Право, эти маленькие животные бывают порой так забавны.
– Вот глупости, – опять вмешался Баренс, – эти проклятые медвежата скоро становятся поистине невыносимыми. В первый же год они начинают бедокурить, бьют посуду, переворачивают кастрюли, сдергивают со стола скатерти и все, что на них находится, кусают свиней, обижают собак и обдирают деревья. Я, признаться, терпеть не могу этих беспокойных животных; есть много других, гораздо более безопасных и интересных. Во время моего пребывания в Северной Каролине я держал у себя ручную селедку, которая везде следовала за мною, куда бы я ни пошел. Она ходила за мной по пятам по всему дому.
– Погодите, Баренс, помолчите хотя бы минутку, дайте опомниться! – воскликнул судья. – Ваша фантазия не знает никакого удержу. Селедка, ходящая по суше! Да как же она могла жить?
– Как? – возмутился охотник. – Как она могла жить, спрашиваете вы? Да очень просто! Вы ведь сами прекрасно знаете, что любое животное может приучиться жить где только придется. Ну вот и эта селедка так же привыкла. Ее поймали очень молодой на песчаной отмели, и с тех пор она не видала соленой воды. Нужно было только раз в день подержать ее немного в мокром песке. У меня теперь живет дома поросенок, – продолжал Баренс, не давая возможности слушателям что-нибудь возразить ему, – который – вот поистине удивительная штука – покрыт пятнами, как молодая лань, а хвостик его до того завернут кверху, что несчастное животное вот уже три недели, как не может коснуться земли задними ногами.
– Да здравствует старый Баренс! – воскликнул Куртис.
– Несколько дней тому назад я чуть-чуть не раздобыл вам медвежонка, господин судья, – сказал Кук, придвигаясь к столу. – Истлей, принесите-ка, пожалуйста, сосновых сучьев или хоть стружек. Здесь так стало темно, что я даже не вижу, осталось ли виски в моем стакане или нет.