Всеобщие страх и отчаяние сменились ликованием. Взрослые и дети, мужчины и женщины, старики и старухи принялись обнимать, целовать друг друга, признаваться друг другу в любви и просто говорить хорошие слова. Вслед за этим пассажиры устало разбрелись по своим каютам, чтобы через несколько минут, приведя себя в порядок и надев вечерние наряды, собраться в розовом зале и подробно обсудить пережитое.
– Я почему-то была уверена, что всё обойдётся, – сказала Марианна. Они так и не сходили с места, взявшись за руки, рассеянно смотрели на чёрную, пенящуюся воду.
– А я, честно говоря, уже попрощался с жизнью, – признался Луис Альберто и крепко обнял жену.
И в этот момент за их спинами распахнулась дверь врачебного кабинета, и на палубу нетвёрдым шагом, в сопровождении своего мужа, вышла Габриэлла фон Боксен. Врач наложил ей на шею компресс, старушке было неудобно поворачивать голову, и потому ей приходилось вертеться всем телом.
Завидев мирно беседующих Марианну и Луиса Альберто, Габриэлла прохрипела:
– А что здесь, собственно говоря, произошло? Мы с Гансом слышали какие-то странные звуки… Как будто «Санта Розу» брали на абордаж пираты. Неужели я пропустила что-то интересное?
– Наоборот, вам просто повезло, – отвечала Марианна. – Тут такое было… Когда я узнала из Библии про апокалипсис, то не могла и предположить, что смогу его пережить… Хотя это была только лишь учебная тревога… Даже не верится…
– Какая жалость… – Габриэлла широко открывала рот, но громче от этого не говорила, наоборот, голос её всё больше угасал. – Обожаю учебные тревоги…
Она хотела ещё что-то сказать, но Ганс вероломно оборвал её:
– Тебе доктор что прописал? Чтобы ты два дня вообще не произносила ни звука. Вот и помалкивай, сорока. Растрещалась…
Габриэлла была разочарована. Она не отказалась бы продолжить разговор, но прекрасно понимала, что в эту минуту с Гансом лучше было не спорить, он и так находился на грани нервного срыва. Она вежливо поклонилась, взяла мужа под руку и побрела по направлению к своей каюте, когда Луис Альберто небрежно, как бы невзначай, обронил:
– Как?! Госпожа фон Боксен, разве вы пропустите грандиозный приём, который устраивает в полночь наш капитан?
Габриэлла, словно заправская балерина, обернулась на носках вокруг своей оси и, прежде чем Ганс успел опомниться, выдавила из себя:
– Где?
– В розовом зале. Это, если вы помните, на втором этаже. – Луис Альберто с трудом сдерживал улыбку. – Но в вашем положении…
– В каком ещё положении? – просипела старуха. – Вы думаете, я больна? Как бы, не так! Давненько я не чувствовала себя настолько хорошо. Который сейчас час?
– Габриэлла, дорогая, – Ганс попытался призвать супругу к благоразумию, но все его старания оказались напрасными.
Женушка была настроена весьма решительно.
– Отстань, зануда, – промычала она и вырвалась из объятий мужа.
– Без десяти двенадцать, – Луис Альберто взглянул на часы. – Осталось не так много времени…
– Боже мой! – Габриэлла схватилась за голову. – Если я пропущу вечеринку, то никогда себе этого не прощу. Прошу вас, дорогие мои Марианна и Луис Альберто, дождитесь нас, мы скоро. Вот только я приму ванну и сниму этот дурацкий компресс. Не появлюсь же я в нём на глазах у достопочтенной публики… Ганс, милый, поторопись. – Сказав это, старушка заспешила в свою каюту, цокая каблуками по паркетной палубе.
Ганс осознал всю безнадёжность своего положения. Он беспомощно развёл руками и, горестно вздохнув, побрёл вслед за женой.
Празднование продолжалось почти всю ночь, в течение которой была опорожнена не одна бутылка виски. Джеймс Стивенсон веселился наравне со всеми, пил на брудершафт, произносил тосты и разносил дамам пирожные, а когда начались танцы, его партнёршей оказалась ни кто иная, как Габриэлла фон Боксен.