Все началось. Долготерпенью
Предел, как видишь, наступил,
И все, что разум мой таил,
Гнев высказал в одно мгновенье.
Так положи конец всему,
Иль может он узнать случайно,
Что, и владея вашей тайной,
Я медлю и не мщу ему.
Тогда, в отчаянье немое
Невольно впав, предамся злу
И нечестивца дом в золу
Своею превращу рукою,
Хоть тем избавлю, может быть,
Я инквизицию святую
От затруднений.
Исавель
Чушь такую
Лишь ярость может городить,
Душой глупца овладевая.
Что ж, Хуан, быть может, виноват,
Но вдумайся, любезный брат,
Причем тут я?
Луис
Не понимаю.
Исавель
Ведь участь женщин такова:
Приманкой быть и от обмана
Спасаться, слыша непрестанно
И лесть и нежные слова.
Луис
Да, это так, и оправданье
Могла бы в этом ты найти,
Но недвусмысленный почти
Намек имеется в посланье
На то, что...
Исавель
В каждом слове - яд!
Окончим спор. Мне это дело
Уже порядком надоело.
Ты мне не муж, а только брат.
И если б ты еще, к примеру,
Был и умен, то взял бы в толк,
Что нам подсказывает долг
В подобном случае на веру
Любое слово принимать
И тешиться самообманом;
Что незачем в усердье рьяном
Ложь обличать и этим дать
Окрепнуть начинанью злому.
Вот как на это я смотрю.
Так верь мне! Иль заговорю
С тобою завтра по-иному.
(Уходит.)
Луис (один)
Да, было бы верней всего
Не видеть или притвориться,
Что вовсе не на что мне злиться,
Что я не вижу ничего.
Ошибся я, и безусловно
Теперь потеряна игра.
Но коль погибну я, сестра,
То в этом будешь ты виновна!
Входит Касильда.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Луис, Касильда.
Касильда
Сеньор! Желает видеть вас
Какой-то португалец знатный.
Он здесь...
Луис (в сторону)
Придется вид приятный
Принять для гостя.
(Касильде.)
Звать тотчас!
Я жду.
Касильда уходит. Входит Мануэль Mендес.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Луис, Мануэль Мендес.
Mануэль
Хотя бы с приглашеньем
И запоздали вы на миг,
Я все равно бы к вам проник
Таким объят я нетерпеньем.
Луис
О, поспешите, друг, прильнуть
К груди вот этой, и, поверьте,
Не удалось бы даже смерти
Объятья наши разомкнуть.
Я рад вас видеть. Вы впервые
Попали в Сальватьерру?
Мануэль
Да,
Но привели меня сюда
Судеб превратности большие.
Я сотнею тревог томим.
Луис
О горе! Вы о них не в силах
Забыть и здесь?
Мануэль
От слов столь милых
Они растаяли как дым.
Луис
Но я до той поры, покуда
Доподлинно не буду знать,
Что вам грозит и как унять
Беду, - ни есть, ни спать не буду.
Хоть сознаю: вам тяжело,
Еще у двери дома стоя,
Встревожить вновь пережитое
И все, что на сердце легло,
Заставить всколыхнуться сразу,
Но разделить, как верный друг,
И вашу боль и ваш недуг
Хочу...
Мануэль
Что ж, приступлю к рассказу.
Помните ли вы, Луис,
Если под золой разлуки
Пламя дружбы не зачахло,
О счастливых днях, когда
Вы, Кастилию покинув,
Поселились в Лисабоне
И мой скромный дом почтен был
Вашим, друг мой, пребываньем?..
Впрочем, не об этом речь,
Самого себя сегодня
Темой изберу. Ведь вам
Памятно, что я в ту пору,
Вас пленив своим участьем,
Сам был пленником любви.
Силу чувства силой слова
Нет нужды изображать мне
Ведь сказав: "Я португалец!",
Этим выскажу я все!
О души моей владыка,
Донья Хуана де Менесес!
Красоты ее сиянье
Помрачало свет небесный
И в груди моей дыханье
Заставляло замереть.
Ведь, признав ее богиней,
Купидон, любви кудесник,
Жертвенник воздвиг во храме
И курил ей фимиам.
В неге и любви два года
Пролетели незаметно,
Были сном они счастливым.
Хоть считалась Хуана всеми
Божеством, - из всех мучений
Ревности я знал лишь те, что
Будят мнительность и страхи,
Но они лишь раздувают
Наш костер, не понуждая
Растоптать его с презреньем.
Упоенный чувством этим,
Думал я, слепой счастливец,
Что без ревности любовь
Это тело без души.
Горе тем, кто горечь яда
Счел целительным бальзамом,
Тем, кто смел в застывшем пепле
Пробудить дремавший пламень,
Тем, кто приручить любовью
Вознамерился ехидну,
Тем, кто для пустой забавы
В даль пускается морскую,
Горе и тому, кто глупо
Ревность ставит ни во что,
Ибо он отраву эту