Чего ждать, он не понял: то ли, когда достанется от родителей, то ли, когда отдадут девчонок, и он просто сидел в компании нескольких забинтованных мужиков и рассматривал красочный плакат «Статистика детской смертности». Никогда раньше в больнице он не был, и ему тут не понравилось. Пахло хлоркой. Синие стены навевали мрачные мысли о школе. Санитарки носили туда-сюда блестящие коробочки с жуткими шприцами.
«Такими шприцами слонов колоть», — подумал Витька и поёжился: как там девчонки? Особенно Настька, она же маленькая, шприц больше неё. Неужели и вправду простудилась от купания? Луизу отпустили первой. К Витькиному удивлению, шла она на своих двоих, лишь слегка прихрамывая, и спокойно улыбалась. На больной ноге красовалась толстая повязка.
— Витя, представляешь, у меня нет ни перелома, ни вывиха, — оживлённо поделилась она. — Только ссадина. Мне дали антибиотик и сделали прививку от столбняка… Витя, а ты боишься прививок?
«Как же она любит поддевать насчет боязни!» — подумал Витька, вспомнил назидательный мамин тон и строго сказал:
— Нет. Единственное, чего я боюсь — это глупых капризных девчонок.
Луиза поджала губы и дёрнула бровками.
— Я думала, ты обрадуешься, что со мной все в порядке.
— Я обрадовался.
— По тебе не скажешь. А где Настя?
Он не успел ответить: из процедурной бабулька в белом халате вывела Настьку и посадила между Витькой и Луизой.
— Сидите все трое, сейчас за вами родители подъедут.
— Что с Настей? — спросил Витька, поднявшись.
— Острое респираторное заболевание. Нужно класть в больницу. Хорош братец, застудил ребёнка чуть не до смерти.
Бабулька повернулась и потопала к себе в процедурную, а Витька сел, как громом пораженный. О простуде он и не вспомнил, когда целый день купал Настьку в реке, следил лишь, чтобы не захлебнулась. Думал, что утонуть — это единственное, что в воде можно сделать. А в ней, оказывается, можно ещё и простудиться. Особенно когда тебе всего четыре года. Ему-то, одиннадцатилетнему лбу, всё нипочем… Он опустил голову, чувствуя себя законченным негодяем.
Заболевшую Настьку переполняли новые впечатления, и она подпрыгивала на месте, рассказывая, что было в кабинете.
— Витя, представляешь? Мне укол сделали! В ЗАДНИЦУ!
Чувствуя укор совести, Витька обнял сестру. Настька продолжала весело болтать:
— Луиза, а тебе укол сделали? Тоже в ЗАДНИЦУ?
Луиза закатила глаза. К Настьке подошла тётя, спросила, не болит ли горло, заставила выпить таблетку, а потом вбуравила маленькие чёрные глаза в Витьку.
— Это ты брат?
По властному голосу тёти Витька догадался, что она врач, может быть, даже главный. Он кивнул, предчувствуя, что тётя-врач пригласит его сейчас куда-нибудь в кабинет для прорабатывания, но ошибся. Тётя не стала себя утруждать и наорала на него прямо в вестибюле, при Настьке и Луизе. Другие больные с удовольствием смотрели и слушали, как она орёт, а орать тётя умела, ей любая школьная учительница в подмётки не годилась.
Витька понимал, что надо прослезиться, и тогда его оставят в покое — взрослые всегда стараются довести детей до слёз, когда ругают, и умные дети начинают реветь сразу, а глупые позже, — но он словно окаменел, ибо орала тётя правильно. Он действительно был виноват. Луиза отвела глазки и смотрела в сторону и вверх. Настька вытирала сопли казённым носовым платком и собралась уже зареветь вместо Витьки, но тут входная дверь на пружине с лязгом хлопнула, и на пороге показались Витькины родители. Луиза чуть слышно поздоровалась, но её не заметили.
— Доченька!
Мама бросилась к Настьке. Папа согнал Витьку со скамьи подзатыльником, сел сам, взял Настьку на колени и стал её расспрашивать. Настька была счастлива и возбуждённо рассказывала папе обо всех приключениях, а мама и врачиха отошли в конец коридора для беседы. Мама хваталась за голову, врачиха поила её корвалолом, а папа бросал на сына такие взгляды, что Витька понял: лучше сегодня было утонуть.
Луиза за всё это время не проронила ни слова, стараясь выглядеть как можно скромнее в своём прозрачном парео. Витька знал, что им всем придётся дождаться Луизиных родителей, и был этому даже рад. Даже если Луизе и не влетит, то по крайней мере папа с мамой узнают, кто в этой истории заводила, и не будут всю вину валить на Витьку — тем более что половину работы за них уже сделали. На Витьку за год столько не орали, сколько за сегодняшний день.
Сперва снаружи донёсся гул подъехавшей машины и хлопанье дверей, и Витька, холодея, услышал тот самый цыплячий голос с жеманными интонациями, который так хорошо справлялся с трудной буквой «р» и от которого кровь стыла в жилах. Мгновение спустя в вестибюль ввалились трое: молодой парень (который вошёл только для того, чтобы открыть двери, и тут же убрался — должно быть, шофёр), седовласый высокий мужчина правительственного вида и невероятно, просто чудовищно жирная женщина, окутанная бежевым облаком тончайших кружев и крепдешина. Сладкий запах духов перебил хлорку. Неужели эта толстуха — мама худенькой Луизы? Витьке захотелось сбежать.
— Луизиана! — воскликнула женщина, и Витька испытал шок, поняв, что цыплячий голос принадлежит ей. — Ты разрываешь мне сердце!
Луиза легко соскочила с высокой скамейки и трогательно обнялась с родителями.
— Мамочка, со мной всё в порядке, я просто немножко поцарапалась.
Жена дипломата вся тряслась, и украшения на ней тоже тряслись, переливаясь в свете ртутной лампы. Несмотря на ужасную фигуру, эта дама была одета исключительно красиво и со вкусом, даже причёска была волосок к волоску. Где время находит? Похоже, из-за модного туалета и задержались. У Витькиной-то мамы всего одно платье, выбирать не из чего…
— Но ты могла погибнуть! Разве можно убегать без разрешения?
Луиза бросилась её утешать, а оба папы тем временем познакомились, обменялись рукопожатием и пришли к выводу, что дети немного похулиганили, с кем не бывает — но, слава Богу, все остались живы, и переживать причины нет. Надо поскорее увезти их по домам и не вспоминать больше об этом происшествии. Подошла мама Витьки и Насти.
— Я одного не понимаю, — сказала она, глядя по очереди на детей. — Зачем вас понесло к чёрту на кулички? Что вам в деревне не сиделось?
Витька промолчал, исподлобья поглядывая на Луизу. Почему она тянет с признанием? Разве не видит, что он и так уже все шишки собрал? Луиза не полезла за словом в карман. Она оторвалась от своей мамы, сделала благочестивое выражение лица и объявила:
— Это Витя решил угнать лодку. Я его отговаривала.
У Витьки земля ушла из-под ног. Он потерял дар речи. Он не мог поверить, что такое предательство вообще возможно! Никто из деревенских ребят не поступил бы так с другом, даже хулиган Жорик. Он смотрел на Луизу, пытаясь поймать её взгляд, но она отворачивалась.
— Мой сын — вор! Бессовестный, втянул девочек в такое! — сокрушаясь, мама ни на секунду не усомнилась в словах Луизы, и Витьку это привело в отчаяние. До сих пор его ругали за дело, и он терпел, но теперь начиналась сплошная несправедливость.
— Это же неправда, — робко возразил он. — Луиза, это же ты подбивала меня угнать лодку. Расскажи всем.
Вместо ответа Луиза всхлипнула и спрятала лицо на груди у матери.
— Ай-ай-ай, нехорошо на девочку вину сваливать! — покачал головой Луизин папа, не переставая, впрочем, дипломатически улыбаться.
— Луизиана, мне всегда не нравилась твоя дружба с этим Витей! — проговорила толстая леди и надменно обратилась к Витькиной маме: — Скажите, дорогая, ваш сын не курит? Неделю назад Луиза пришла с прогулки, и от неё пахло дешёвыми сигаретами.