— Эй, молодёжь! — окликнул он их с порога. — Хватит глаза портить, пора заняться уборкой. Сегодня у нас гости!
— Дядя Лёша приедет? — радостно выпалил Витька.
— Ага! Но ближе к вечеру. Надо приготовить ему комнату.
— Кто такой дядя Лёша? — запрыгала Настька вокруг папы. — Что он привезёт?
Ещё бы, она его не помнила. А Витька знал, что теперь снова будет рыбалка, байки у костра и походы за грибами, и с удовольствием помогал папе привести дом в порядок. Всё-таки хорошие у папы друзья. Папа ничего не рассказывал, но по его бодрому настроению Витька догадался, что дядя Лёша собрался помочь папе с работой. О лодке не вспоминали. Весь день в доме царила весёлая суета. Шумел пылесос, гремела посуда, дети бегали по комнатам, разнося вещи.
— Надо разморозить холодильник! — вспомнил папа. — Витька, выдерни шнур.
— Я выдерну! — крикнула Настька. — Я уже достаточно взрослая!
Папа расхохотался.
— Где таких слов нахваталась, доча?
— В речке, — ответила Настюха и выдернула шнур за провод.
Полусгнившая вилка старого «Полюса» треснула пополам, коротнуло, папа вытащил остатки и отвесил дочери подзатыльник. Витька заржал и тоже получил.
— Перерыв на чай, потом ремонт, — объявил папа.
— А чё сразу я, — сказал Витька.
— Ты же у нас электрик. Заодно выгреби из холодильника всё, что протухло.
— Витька — электрик, Витька — электрик! — запела Настька.
Дети уже забыли, когда в доме было так весело. Гости приезжали редко, и каждый их приезд становился праздником. После чая Витька обстоятельно заменил вилку, которая штепсель, выжал в таз намокшую тряпку из холодильника и занялся ревизией. Пару банок с огурцами придётся списать — мутные, пустой пузырёк из-под майонеза — в ведро, мелкие баночки, бумажки — в ведро, морковь завялая — тоже в ведро.
А это что за пакость? В прозрачном пакете плавало что-то коричневое и явно тухлое. Витька поднял пакет двумя пальцами, и его словно мешком ударили. Он узнал виноград, которым его маму угостила Луиза. О винограде забыли, и он превратился вот в это. Витька уронил пакет в ведро, постоял немного, задумавшись, и продолжил уборку, но уже без прежнего энтузиазма. После находки настроение не то чтобы испортилось, просто осталась какая-то тухлинка.
До семи вечера они управились, дом сиял чистотой. Настька набрала букет и поставила в банку. Телевизорную превратили в комнату для гостя, который должен был появиться с минуты на минуту. Они собрались на кухне у накрытого стола и перешучивались.
— Пап, а не великоват ли графин с водой? — с серьёзным видом спросил Витька. — Представляешь, сколько вытирать, если опрокинется.
— Это с чего бы ему опрокидываться? — возмутился папа.
— Ну, дядя Лёша расскажет анекдот, мы начнем хохотать, упадём со стульев и схватимся за скатерть. Тут-то он и опрокинется. Может, литровый поставим, а? — подмигнул Витька, и все засмеялись.
— Литровый не трожь, он для другого напитка! — папа погрозил пальцем. — Который не для детей.
Витька хихикнул.
— Пить хочется, — заныла уставшая Настька.
— Завтра попьёшь, сегодня тебе нельзя, — ответил Витька.
— Это что за новые правила, что в жару нельзя пить? — удивился папа.
— Ей мама вечером пить не велела, — объяснил Витька. — Чтобы не бегала ночью.
— А, понятно. Женская логика. Кстати, что-то она запаздывает, — заволновался папа.— Последний автобус уже пришёл.
— А её, наверно, в больницу положили, — сказал Витька.
Улыбка исчезла с папиного лица.
— Что ты несёшь? — закричал он. — В какую больницу? Ты знаешь?
Витька помотал головой.
— Чёрт! Проклятье, как же так…
— Да ничего страшного, пап, она сказала, простое обследование. Это всего на три дня. Велела нам самим хозяйничать, сказала, что мы справимся.
Папа не слушал его. Он лихорадочно листал справочник.
— Алло, больница? К вам сегодня не поступала пациентка…
Больниц в райцентре не так много, всего три, но Витька был уверен, что мама поехала в ту, где лечили Настю и Луизу. Он выждал минуту между звонками и рассказал папе, как мама о чем-то договаривалась со злобной черноглазой врачихой по имени Наталья Евгеньевна.
— Пап, позвони туда.
— Катитесь оба к себе! — гневно рявкнул папа, и дети убрались.
Витька не понял, чем разозлил отца, но спрашивать не стал. Ему стало тревожно. Что, если мама серьёзно больна, просто не говорит об этом? Что, если она умрёт? Оживлённые хлопоты, ожидание праздника — всё это растаяло как дым. Угрызения совести из-за лодки и обида на Луизу казались сущим пустяком теперь, на фоне настоящей проблемы. Он слышал, как папа кричит на кого-то по телефону, и гадал, на кого бы это. Может быть, на врача, который плохо лечит маму?
В свои одиннадцать Витька и в страшном сне не мог себе представить, что значит остаться без мамы. Настька прижукла в своей комнате и не то сопела, не то ревела — наверно, тоже что-то понимает. Хорошо бы пойти вытереть ей сопли, но ему трудно было даже пошевелиться. Только через час он заставил себя выйти из спальни, и один бог знает, о чём он думал в течение этого часа и каких картин себе напредставлял.
На кухне папы не было. Витька высунул нос в телевизорную и застыл: папа сидел на диване и смотрел новости без звука, а на журнальном столике рядом с Настькиным букетом возвышалась, как башня, коричневая пятилитровая бутылка. В руке папа держал стакан. У Витьки задрожали колени.
— Па, с мамой что-то случилось? — чуть слышно спросил он.
— Всё с ней в порядке, — ворчливо ответил папа. — Отлично себя чувствует.
Витька выдохнул. «Слава богу». Но тогда почему папа пьёт?
— Дядя Лёша не приедет?
— Какой дядя Лёша? А, Лёха. Я забыл. Открой ворота, он на машине. Я сейчас тоже выйду.
Витька побежал выполнять поручение, но тут в дверь позвонили. Выскочила Настька. Дверь распахнулась, и на пороге возник высоченный, толстый и бородатый дядя Лёша в камуфляже, с десантным ножом на поясе, огромным баулом в одной руке и плюшевым медведем в другой.
— Привет, народ! Я уж думал, вы спать легли!
— Здрасьте…
— Здрасьте!
— Здорово.
Настька впилась глазами в медведя, но гость вручил игрушку не кому-нибудь, а папе со смехом:
— Держи!
— Им, — кивнул папа на детей. — Идём, машину загоним.
— У вас тут что, эпидемия гриппа? Чего все такие кислые?
Медведь оказался у Настьки, баул — на полу перед Витькой. Дядя Лёша велел детям вытащить продукты и нарезать колбасу, и взрослые вышли.
— Вить, гляди, у него на ошейнике медаль.
— Это реклама. У дяди Лёши есть фирма. Весь медведь рекламный.
— Но он всё равно красивый. Как назовём? — спросила Настька.
— Потап. Куда вы с папой все ножи запрятали?
— Не знаю.
— А чем колбасу резать?
— Щас!
Настька бросила медведя и ускакала во двор.
— Куда ты, веретено! — крикнул Витька, но не успел её поймать.
Через полминуты она с топотом влетела на кухню, размахивая десантным тесаком. Витька чуть не охнул:
— Да он больше тебя! А если бы споткнулась? — но нож взял, ибо больше колбасу резать было нечем.
Когда Витька ощутил вес настоящего холодного оружия, по его руке пробежал трепет. Вот бы ему такой нож! Эта вещь получше золотых часов. Таким ножом надо побеждать врагов, а не колбасу резать, но жизнь сегодня диктовала свои правила.
С колбасой нож, впрочем, тоже хорошо справился, а также с беконом и двумя сортами сыра. На столе выстроился целый ряд тарелок, а взрослые всё не возвращались. Дети нашли в бауле длиннющую конфету из винограда и тоже порезали её на дольки, и даже успели всю съесть, прежде чем в дом вошли папа и дядя Лёша. С неохотой Витька вернул нож — расставаться с шикарной вещью не хотелось. Его похвалили за сервировку, и все уселись за стол.