— Это же мадам Престбери! — воскликнул он, торопливо сбежал по ступенькам и ринулся ей навстречу. Остальные смотрели, как она с удивлением и благодарностью стащила с себя мешок, который он переложил на свои широкие молодые плечи. Следом за ним к ней подошли Мари, Уорт и Гастон.
— Ты что, каждый день таскала на себе такие тяжести, прежде чем приходить к раненым? — взволнованно спросила Мари.
Луиза с улыбкой пожала плечами, объяснив, почему это необходимо. Мари немедленно настояла на том, чтобы Катрин перенесли к ним. В их доме есть еще две-три свободные комнаты, а угля и дров хватит на всю холодную зиму.
В тот же день Катрин, которая еще не могла ходить, перенесли на носилках в теплые и уютно обставленные комнаты, предложенные Мари. Для Луизы это было огромным облегчением, к тому же дальновидность Мари спасла им обеим жизнь, потому что, когда четыре дня спустя пруссаки все-таки приступили к обстрелу города, дом, в котором они с Катрин до этого жили, одним из первых был разрушен до основания.
Обстрел продолжался весь день и возобновился утром. Теперь немецкие орудия были направлены на другой сектор города, и скоро всем стало ясно, что враги не намерены пощадить ни единого участка Парижа и пределах досягаемости. Противник безжалостно обстреливал церкви, больницы и школы. Улицы и парки были изрыты огромными воронками, залпы орудий и вой снарядов чередовались с упрямым постоянством. И в разгар этой бойни коммунарские агитаторы пытались настроить население против правительства, чтобы его место заняла Коммуна. Уорту пришлось выйти на рю де ля Пэ, чтобы сорвать красные плакаты, наклеенные на стены его ателье.
— Бандиты! — бушевал он. — Красные бандиты! — Он по-прежнему испытывал преданность и симпатию к низложенному императору, который все еще был в плену, и к исчезнувшей императрице. Уорт решил, что каждый год, до конца ее или своих дней, будет высылать Евгении в изгнание букет французских фиалок.
Луиза каждый день благодарила Бога за то, что отправила сына в безопасное место. Детская смертность в этих условиях чудовищно возросла, а в коллеж Сен-Николя, в который он должен был вернуться, когда возобновятся занятия, однажды ночью попал снаряд, унеся с собой жизни нескольких маленьких мальчиков, которые спали в дортуаре.
Но боевой дух парижан не ослабевал. Они шутили друг с другом насчет смены диеты и других лишений, хотя постепенно вид у них становился такой же измученный и унылый, как и у разрушенного города. Недоедание, холод и болезни собрали более серьезную дань, чем обстрелы. У богатых, правда, по-прежнему была на столе еда, но остальные существовали на хлебе, вине и кофе. Потом не стало и хлеба, людьми овладела паника. В Париж пришел голод, но армия собиралась предпринять последнюю большую атаку.
Луиза с Мари наблюдали, как уходит на встречу с врагом оборванное войско. Шеренги Национальной гвардии пополнили гражданские добровольцы, мальчики и старики, которые везли за собой съестные припасы в пролетках, омнибусах, торговых фургонах. Нельзя было представить более разительного контраста этих оборванцев с императорскими войсками, некогда поражавшими город блеском и величием, но все-таки это зрелище пробудило в парижанах гордость и надежду. Участников марша приветствовали отовсюду. Когда последние солдаты скрылись из виду, Мари с Луизой отошли от окна и стали заправлять освободившиеся в госпитале койки и следить за тем, чтобы везде, где только возможно, установили дополнительные кровати для участников предстоящего сражения.
Это был разгром, масштабы которого невозможно даже вообразить. И парижане осознали необходимость капитуляции. Раненые, покрытые грязью и ошеломленные поражением солдаты возвращались огромными беспорядочными толпами. Даже не получившие ранений возвращались домой больные, сломленные и настолько изможденные, что падали прямо на улицах, и их подбирали лавочники или те, кто находился поблизости. Луиза и все другие сиделки сбились с ног. Даже Катрин, как бы она сама ни была слаба, делала что могла — утешала умирающих. Среди них был и Анри Берришон. Он не узнал ее, пребывая в полубессознательном состоянии от сильной боли, но в момент смерти вцепился в ее руку, она поцеловала его в лоб и закрыла ему глаза.
24
Франция сдалась. Для того чтобы окончательно сломить ее дух, Бисмарк потребовал частичной оккупации Парижа. Правительству пришлось согласиться на это. В день, когда пруссаки официально въехали в Париж, чтобы щегольнуть своей победой, Мари с Луизой опустили шторы на всех окнах здания. То же самое происходило по всему городу — во всех магазинах и кафе ставни держались закрытыми, вешали таблички, что пруссаки обслуживаться не будут. Шестьсот представителей немецкой знати, великолепные в своей офицерской униформе и сверкающих шлемах, ехали во главе длинной колонны кавалерии и других войск, прошествовавшей по Елисейским Полям. За ними молча, с ненавистью и враждой, наблюдали парижане. Когда через несколько дней победители отбыли восвояси, они оставили после себя горькое болезненное чувство унижения, которое еще больше настроило против правительства отдельные группы людей, чем грубый просчет с осадой.