— Ну, я должна спросить, что привело твою семью сюда из Нью-Йорка, чтобы открыть такой уникальный ресторан? Пицца и пироги. Не думала, что эти два понятия сочетаются вместе, если только это не опечатка, означающая «пицца-пирог», а не соединенные союзом «и».
Словно благодарный за задержку с выходом из грузовика, Лука рассказывает мне о том, что у его родителей возникли серьезные финансовые проблемы.
— Потом была афера с лигерийским принцем, который вытащил из них кучу денег.
Интересно, не поэтому ли он так опасался, что я мошенница?
— У Томми, моего старшего брата, возникла дикая идея открыть пиццерию. Сказал, что мы все могли бы здесь работать, и мама с папой тоже были бы сотрудниками.
— Но разве они не на пенсии?
— Официально, да. Они не знают, что работают здесь. Видишь ли, дело в том, что они гордые и упрямые.
— А, теперь понятно, откуда в тебе это. — Я подмигиваю.
Лука поджимает губы, как будто хочет быть раздраженным, но знает, что я права.
— В любом случае, мы надеемся отчислять им часть прибыли от пиццерии без их ведома. Томми, Бруно, Джио и Нико ‒ единственные, кто технически работает здесь полный рабочий день. Я просто помогаю. Никакой оплаты не требуется.
— Как щедро с твоей стороны.
Он пожимает плечами.
— Это семья.
Я смотрю на свои руки, желая узнать, каково это, когда тебя так поддерживают и заботятся о тебе. Иметь островок безопасности, который означает, что, несмотря ни на что, мне есть к кому обратиться. Конечно, есть Айрис, но я всегда была той, кто заботился о ней.
— А что с твоей семьёй? — спрашивает Лука.
Приподнимаю уголок губ в извиняющейся полуулыбке.
— Рассказывать особо нечего. Но я еще не закончила свой допрос. Теперь я знаю, как пицца вписывается в головоломку, но что насчет пирога?
— А, это Мерили. Она и мой брат были друзьями в колледже. Так уж вышло, что у них обоих была назначена встреча с парнем, который сдавал это место в аренду. Он, должно быть, подумал, что их бизнес-планы были только наполовину продуманы, потому что сказал, что сдаст им это место только в том случае, если они согласятся заняться бизнесом вместе.
— Значит, это была счастливая случайность?
— Очень может быть. — Лука намекает, что Томми и Мерили встречаются.
Я вздергиваю брови.
— Ладно, теперь, зная предысторию, я готова.
— Не уверен, что я готов, — бормочет Лука, вылезая из грузовика.
Мы входим через заднюю дверь и проходим через кухню, которая находится в состоянии рабочего беспорядка. Миски, посуда и разделочные доски заполняют столы из нержавеющей стали. Несколько человек, которые выглядят как родственники Луки, суетятся туда-сюда.
Когда мы проходим через двойные распашные двери, дезорганизация сменяется организованным хаосом. С одной стороны прилавка образуется очередь, где на табурете за кассой сидит невысокая пожилая женщина с темными с проседью волосами. Гости делают заказ на вынос, в то время как другие сидят за столами с зелено-белыми клетчатыми скатертями, расставленными по всему залу.
Трое парней разного роста и возраста ‒ все похожи на Луку ‒ перемещаются от раскаленной печи для пиццы к холодильнику и к витрине. Должна признать, что если без бороды Лука похож на кого-то из них, я ‒ очень счастливая женщина.
Молодая женщина с пятном муки на щеке и в фартуке выскакивает из-за витрины с пирогами.
— Лука, не мог бы ты подать это к третьему столику. — Она передает ему две тарелки с вилками.
С извиняющейся улыбкой он выполняет приказ, а затем говорит через плечо:
— Мерили, это Айви. Не дай ей потеряться.
В ответ она наклоняет голову в мою сторону.
— Я друг.
— О, ты тот самый гость, — говорит она, накладывая еще пирога. — Мне не терпится узнать об этом побольше. А пока, видишь вон ту пару у окна? Они только что доели свою пиццу. Не могла бы ты убрать их тарелки и заменить их этими? — Она указывает на кусок вишневого пирога, а затем на шоколадный с кремом. — Для девушки и парня, соответственно, хотя я предполагаю, что они поделятся. Спасибо.
Только после того, как я пробираюсь через клиентов к столику, убираю тарелки и отдаю пирог, меня догоняет комментарий «тот самый».
— Приготовься, — шепчет Лука мне на ухо.
Шепот пробегает по моей щеке. Пахнет свежей хвоей даже через запах соленого теста и маслянистой корочки. Это как стрела в сердце, заставляющая меня понять, что означает комментарий про гостя. Очевидно, Фрэнки проболталась. И мне приятно, я польщена тем, что стала частью разговора в этой семье.
Семья, которая вместе работает, вместе смеется и вместе ест ‒ все они, старший и младший братья у дровяной печи, средний брат с зачесанными назад темными волосами и мужчина, который, как я предполагаю, является отцом, за угловым столом складывают коробки с пиццей.
Невысокая женщина у кассы тянется обнять его, а Лука наклоняется. Она обхватывает его лицо, целует в каждую щеку и говорит:
— Я слышала, у тебя гость...
Потом она видит меня. Ее лицо светлеет. Женщина целует меня в обе щеки и говорит что-то по-итальянски. Я узнаю слово bella15. Она гладит меня по волосам и крепко сжимает мою руку.
— Я никогда не теряла надежды на моего Луку.
Он морщит нос и говорит:
— Ма, не спугни ее.
— Нет, думаю, что ты сам можешь это сделать. Но не смей. На это Рождество я загадала одно желание. Точнее, шесть...
И снова она прерывается, когда по лестнице спускается молодая женщина в звенящих вязаных тапочках. Они встречаются у двери с надписью «Только для сотрудников». Лука исчезает на кухне, похоже, оставляя меня отвечать за кассу.
Через некоторое время возвращается мама Коста и в перерывах между выдачей сдачи клиентам рассказывает мне о том, как Лука долго был потерян, а теперь нашел меня.
— Ирония в том, что это я потерялась и забрела на его территорию.
— Да, я слышала о твоей машине. Такая удача. — Она подмигивает. — А теперь расскажите мне о себе.
Не знаю, что это ‒ ее мягкий акцент, материнское тепло или властное присутствие, даже если ее рост едва превышает пять футов, но я открываюсь маме Луки, рассказывая о приемной семье, моей матери и Айрис. Я не упоминаю о паршивых парнях Айрис и уж точно ничего не говорю о Райфе.
— Тогда, похоже, вы нашли друг друга. Ты нашла семью. Какое счастье. — Она сжимает мою руку.
Чувствуя на себе чей-то взгляд, я оглядываюсь через ее плечо и вижу Луку в дверном проеме. Его кривая ухмылка ослабевает. Я беспокоюсь о том, что это может означать, если между нами ничего не получится. Это будет означать, что я откажусь не только от недели жизни. Это значит раз и навсегда потерять надежду на то, что моя жизнь может сложиться иначе, чем она началась ‒ оторванная от семьи, относительно одинокая, всегда потерянная, всегда в поиске.
Несколько часов спустя, когда все стихает, мы наслаждаемся семейной трапезой, состоящей из нескольких сортов пиццы, включая пиццу с курицей буффало, зеленым луком и голубым сыром, названную в честь Луки. К ней прилагается салат, а также чесночный хлеб и фрикадельки, которые, по словам Нико, мама привезла контрабандой.
— Их нет в меню ни в одной из пицц, — объясняет Джио.
— Я же сказала тебе, что сделаю их и для клиентов, — говорит миссис Коста.
— Ты ничего такого не сделаешь. Мы на пенсии, Мария, — говорит мистер Коста.
— Тогда что мы делали здесь весь день? — спрашивает она, разминая пальцы.