Моя улыбка совпадает с его.
Это тот самый момент?
Что бы это ни было, сердце бьется о ребра.
Я протягиваю руку. Лука вздрагивает, но потом успокаивается, когда я кладу свою руку в огромной перчатке на его лицо. Возможно, это не Птичка была напугана и отстранена, когда появилась на участке. Возможно, Лука сам был раненым животным. Или они оба. Мы все трое по-своему.
Его взгляд не отрывается от моего, словно отслеживая каждое мое движение, чтобы быть готовым защитить себя в случае необходимости. Я хочу сказать ему, что не причиню ему вреда. Даже снежком. Хотелось бы мне дать такое обещание. Не то , чтобы я намеренно причинила ему вред. Но я в бегах, и, наверное, не стоит впутывать в это Луку.
— Вы не так уж плохи, мистер Зефир. — Я стараюсь не улыбаться слишком широко и не скалить зубы. Кажется, это может отпугнуть зверя.
— Не уверен в этом. — В безмятежное выражение лица проникает тень, когда он не соглашается со мной.
Похоже, мы оба являемся свидетелями битвы между тем, чего мы желаем, и секретами и шрамами, которые скрываем.
— Нужно пойти внутрь и согреть тебя. — Голос Луки звучит низко.
— Кто сказал, что мне холодно?
Он берет мои руки в свои и поднимает меня на ноги.
— Ты дрожишь, Зефир.
— Эй, ты же мистер Зефир.
— Уже нет.
Я снова смеюсь, и, к моему удивлению, Лука улыбается всю дорогу, когда мы направляемся внутрь.
После «распаковки» мы раскладываем нашу зимнюю одежду на деревянном стеллаже для сушки в прихожей.
— Сейчас бы горячего какао из закусочной со всеми добавками, — говорю я.
— Я мог бы совершить полярное погружение, — бормочет Лука, разжигая огонь.
— Ты имеешь в виду прыжок в замерзший пруд в зимний день? — Я видела в новостях, как люди делают это.
— Это полезно для иммунной системы. Тренирует тело, чтобы выдержать испытание.
— Скорее, поймать свою смерть. Я едва избежала этого прошлой ночью.
Лука поднимает и опускает плечо, словно жизнь на горе сопряжена с такими опасностями. Как будто он предпочитает жить на краю. Наверное, это осталось от его высокоадреналиновой армейской жизни.
Что касается меня, то я не большой поклонник этого. Надеюсь только на то, что Райф уехал в другой город и не ищет меня до сих пор.
Но я не хочу думать об этом прямо сейчас, пока нахожусь в этом зефирном, снежном мире фантазий. Да, снова идет снег. Всего лишь маленькие, редкие хлопья, но они все равно стелются по небу, как начало гобелена. И если это Чудовище не понимает, насколько особенным является Рождество, то я сделаю все, чтобы убедить его в обратном.
Пришло время взять в свои руки праздник!
Когда я росла, мы с сестрой часто переезжали, переходили из-под опеки матери в приемные семьи. Иногда мы оставались вместе, иногда нет. Помню, как сильно я надеялась, что Рождество станет особенным, волшебным, и что мы воссоединимся и станем настоящей семьей.
Я все еще жду этого чуда.
Свернувшись калачиком на диване перед камином, передо мной появляется кружка чего-то теплого и парящего. Я поднимаю взгляд и вижу улыбающееся лицо Луки. Его глаза сверкают улыбкой, спрятанной под бородой. Это восхитительное зрелище. Такое же хорошее, как подарок, завернутый в красочную бумагу и перевязанный ленточкой.
— Это шоколад из пакета. Остался с тех пор, как я присматривал за детьми Фрэнки, когда она рожала Рафаэля. Не могу обещать, что будет таким же вкусным, как в закусочной.
Я улыбаюсь.
— Спасибо. У меня были сомнения, но мое пребывание на курорте «Зимняя страна чудес мистера Зефира» тянет на пять звезд.
— Жаль только, что у меня нет зефира.
— Я не снижу ни одного балла в своем отзыве. Обещаю.
Мои руки смыкаются вокруг его, когда я беру кружку. Как будто мужчина боится, что если отпустит, я уроню ее. Я крепко сжимаю. Губы Луки подрагивают, как будто он знает о напряжении, возникшем между нами. Как будто прекрасно понимает, что мы действительно разделили особый момент там, среди сосен.
Он убирает свои руки от моих и опускается на диван рядом со мной. Птичка подбегает и царапается, чтобы присоединиться к нам.
— Думает, что она комнатная собачка. Сюда, девочка. — Он показывает на свои колени.
Она устраивается с долгим собачьим вздохом.
Я издаю почти такой же звук.
— Я тоже, Птичка. Я тоже.
— Хочешь посидеть у меня на коленях? — спрашивает Лука.
Нацепив кокетливую улыбку, я прижимаюсь плечом к уху.
— Хо! Хо! Хо! Ты была хорошей девочкой в этом году, Айви? — Лука имитирует голос Санты.
Я поворачиваюсь к нему лицом.
— Я уже написала тебе свое письмо, Большой Парень. Уверена, что ты знаешь ответ на этот вопрос. Однако я знаю кое-кого, кому не помешает немного рождественского настроения. Видишь ли, я встретила одного парня. Он высокий, темноволосый и красивый. Немного загадочный. Очень, очень грубый. Возможно, ты его знаешь, потому что у него ферма по выращиванию рождественских елок.
Выходя из образа, Лука оглядывает комнату, как будто я могу говорить о ком-то еще, кроме него, а затем показывает на свою грудь.
— Лука, сейчас почти Рождество. Это елочная ферма, а у тебя еще даже елки нет.
Веселье покидает его выражение лица, и он наклоняется вперед, опираясь локтями на колени.
— Это просто работа.
— Когда ты в последний раз украшал елку? — спрашиваю я.
— Когда был ребенком.
— А как насчет обмена подарками?
— В прошлом году. Мы с братьями и сестрой играем в «Тайного Санту».
— У тебя есть сестра и шесть братьев, так?
— Пять братьев.
— А как насчет Айзека Родригеса? Он был на семейной фотографии в твоем кабинете.
Плечи Луки на долю секунды поникают, затем его обвиняющий взгляд останавливается на мне.
Слишком поздно я понимаю, что сказала или сделала что-то не то.
— Ты заходил в мой кабинет?
— Прости. Я не знала, где ты был сегодня утром. Устроила себе экскурсию. Не волнуйся. Я не рылась в твоих вещах. Даже пальцем ничего не тронула. Если не веришь, то можешь проверить отпечатки.
— Кроме того, что ты видел ту фотографию.
Имея дело с людьми, которые прячут свои эмоции, скрывая их от посторонних глаз, я действую с осторожностью. Долгое время я делала то же самое, храбро оберегала и защищала свои секреты, свое сердце.
— У меня тоже есть сестра. — Мой голос дрожит, когда мои собственные чувства поднимаются на поверхность. — Она хороший близнец.
Лука смотрит на меня из-за своей завесы волос.
— А ты нет?
— Я умный и сообразительный близнец. Под хорошим я подразумеваю, что она очень милая. Самый милый человек, которого ты когда-либо встречал. Немного наивная. Нежная душа. У нее хорошие намерения.
— А ты более жесткая сестра, — говорит Лука, это утверждение, а не вопрос.
Я выпрямляюсь.
— Да. Я всегда старалась заботиться о ней. У нее есть привычка связываться с плохими парнями. Давай посмотрим. Был парень, который утверждал, что не женат, но у него оказалась тайная семья. Другой был не более чем ребенком-мужчиной. Он даже начал называть ее мамочкой. — Я понижаю голос до шепота. — У нас есть основания полагать, что он носил подгузники, и не из-за проблемы недержания.
Лука подавляет смешок.
— Он был действительно жутким чуваком. Потом она была с этим парнем, который написал список правил на доске и снабдил ее ежемесячным табелем успеваемости. Парень, с которым она познакомилась в интернете, ежедневно присылал ей фотографии своей подмышки. Потом был Рич Ричардс, без шуток, это его имя, которого посадили в тюрьму на пять лет за уклонение от уплаты налогов.
— Похоже, она действительно знает, как их выбирать.
— И последний... — Я качаю головой, не желая даже произносить имя Райфа в комнате. — Она всегда загоняет себя то в одну, то в другую переделку.