И пододвинул пальцем книжицу поближе ко мне. «Лже-Барков» — оттиснуто было в верху обложки. Но пока я соображал, чем бы на это ответить, собеседник мой внезапно встревожился и по-шулерски проворно вернул полиграфическое изделие в прежнюю позицию. Заглавьем вниз. В следующий миг к нашему столику была прислонена ещё одна бейсбольная бита, а на свободный стул, не спросив позволения, присела худощавая особа женского пола. Майка на ней несколько болталась, лифчика особа не носила, так что матерчатая физиономия Петра Васильевича Шумахера при каждом движении скабрёзно кривилась и подмигивала.
Незнакомка со стуком поставила перед собой початую стопку водки и вперила взор в моего собеседника.
— Опять принёс? — процедила она. — К Мишам, что ли, податься решил?
Собеседник побагровел.
— Ты за базаром-то — следи! — громыхнул он. — За Мишу знаешь, что бывает?
Ещё мгновение — и, пожалуй, возьмутся за биты. Слава богу, не взялись. Незнакомец схватил книжицу, раскрыл и вне себя сунул её незнакомке.
— На, смотри!
Три абзаца предисловия были аккуратно замазаны тушью. Два прямоугольника чернели на чётной страничке, один — на нечётной. Что-то мне это напомнило. В домашней библиотеке дедушки Пети имелся одиннадцатитомник Малой Советской Энциклопедии. Так вот мелькали там точно такие же траурные заплаты. Как объяснили мне, подростку, издавалась энциклопедия в тридцатые годы. Чуть грянут репрессии — тут же заявляются домой к библиофилу товарищи со списками, указывают, кого именно из героев революции и гражданской войны следует вымарать навеки из словарей и памяти народной.
А картина-то, боюсь, похожая… И о каком же это, интересно, Мише, здесь нельзя упоминать ни устно, ни письменно, ни печатно? О Михаэле? Или о великом Михаиле Васильевиче?
Я встал.
— Послушайте… — просительно, едва ли не заискивающе выговорил я. — У вас, смотрю, давние отношения… незаконченные споры… Пойду я, если позволите… Ну чего я буду вам мешать?..
Склока мгновенно угасла.
— Что вы, что вы! — всполошились оба, ухватив меня за руки с двух сторон. — Всё в порядке, даже не думайте…
Меня вновь усадили на стул и заказали чашку эспрессо.
— Так на чём мы остановились, Матвей? — воссияв улыбкой, обратился ко мне массивный Аристарх (по ходу их с Юлианой примирения мы втроём успели представиться друг другу).
— На том, что Иван Барков не является автором «Луки Мудищева»… — выдавил я.
— А что, это вызывает какие-то сомнения? — немедленно вспылила худощавая порывистая Юлиана. — Любой культурный читатель обязан с первого взгляда отличать ямбы восемнадцатого века от ямбов девятнадцатого!
О господи! «Не мог он ямба от хорея, как мы ни бились, отличить…» — немедленно всплыли затверженные ещё в школе строки. Он, значит, не мог, а я, видите ли, обязан?
К счастью, на выручку мне пришёл Аристарх.
— Завязывай ты со своей филологией! — сказал он Юлиане и вновь повернулся ко мне. — Вы не поверите, Матвей, но от её доводов даже у меня голова кругом идёт! Вообще со специалистами лучше не спорить. Давайте-ка попросту, на пальцах…
Аристарх отхлебнул пивка, Юлиана — водки, я — эспрессо.
— Итак, родословная дворянина Луки Мудищева, — с удовольствием огласил он. — «При матушке Екатерине… Отличен был Мудищев Лев, красавец-генерал-аншеф».
— Почему вторую строку пропустил? — скрежетнула Юлиана, гневно пристукнув по столешнице донышком опустевшей стопки. — Меня стесняешься?
— Тебя? — изумился Аристарх. — Никогда в жизни! Но ведь тут ещё и Матвей…
— Да не церемоньтесь вы! — поторопился заверить я. — Я совершеннолетний, паспорт могу предъявить… Так что все матерные слова давно мне известны. Или почти все…
— Прекрасно! — воскликнул он. — Тогда продолжим! «Свои именья, капиталы спустил ещё Лукашкин дед…» Так?
— Н-ну… — замялся я.
— То есть ясно, да? — ликующе заключил Аристарх. — Даже если предположить, что дедом Луки был сын, а не внук Льва Мудищева и что разориться он успел к тысяча восьмисотому году, события, описанные в поэме, приходятся примерно на середину девятнадцатого века. Согласны?
— Н-ну… пожалуй…
— Вот! А Иван Семёнович Барков скончался в тысяча семьсот шестьдесят восьмом, иными словами, примерно за сто лет до написания! Что и требовалось доказать.
И он победно оглядел собеседников.
— Кстати, этак полвека назад, — меланхолично добавила Юлиана, с сожалением заглядывая в полое нутро своей стопки, — приключился весьма забавный казус. Кому-то взбрело в голову провести компьютерный анализ текста на предмет установления автора.