— Пускайся в путь без него, — посоветовала она.
Потом красная драконша Натхог внесла свое предложение, и Лука думать забыл про Никтопапу.
— Давным-давно наша сестра Гьяра-Джинн помогла Королю Лошадей бежать из Шниффельхайма, — сказала Натхог, кивнув в сторону своей золотистой сестрицы. — О да! Могучий Слейпнир, Слиппи, огромный белоснежный восьминогий скакун, был неправедно, без всяких на то оснований, заточен во льду по воле Аалим. Совсем как мои сестры — пока владычица Сорайя не освободила их с помощью своей могущественной магии. Трое Ио самовластно решили, что в пределах существующего Времени нет места восьминогому чудо-коню. Именно что самовластно, ни с кем этого не обсуждая, не принимая во внимание ничьих соображений и чувств, в том числе и самого Слиппи. Эти Ио могут быть очень жестокими, распутными и своенравными, хоть и гордо именуют себя Тремя Неотвратимыми Истинами! В общем, Джинн освободила Слиппи с помощью драконьего огня — ее дыхание жарче, чем мое, Сары или Бадло. Она растопила вечный лед, чего мы не сумели сделать. В знак признательности Король Лошадей наделил ее удивительным даром: в минуту смертельной опасности она может — один-единственный раз! — принять облик Слиппи. Ни один из богов не осмелится остановить и обыскать Короля Лошадей, если он пройдет по мосту Вибгьор. Мы пристегнем тебя, Лука, а также Пса и Медведя к животу чудо-коня, между парами его ног. Для тебя, Сорайя, остается еще одна пара, если ты, конечно, захочешь…
— Нет, — печально ответила Сорайя. — Даже с ковром-самолетом царя Соломона в кармане Хам-Султанша Выдрии не в силах помочь тебе, Лука. Я так долго издевалась над этими холодными, жестокими, мстительными, безжалостными разрушителями Ио, что они исключили меня из этого Времени. Если я окажусь на твоей стороне, тебе придется худо. Я ни в каком виде не могу появиться в Средоточии, потому что не хочу закончить свои дни в Шниффельхайме, закованной в ледяной панцирь. Но я буду ждать тебя и в мгновение ока умчу отсюда, если ты… когда ты вернешься с горящими выдриными картофелинами в выдрином горшочке.
— А ты сделаешь это ради меня? — спросил Лука золотистую драконшу. — Ты используешь этот единственный шанс только для того, чтобы помочь мне? Я никогда не смогу отблагодарить тебя по-настоящему.
— Мы всем обязаны царице Сорайе, — ответила Гьяра-Джинн. — Вот кого ты должен благодарить.
Кто бы мог подумать, грустно размышлял мальчик, что я. Лука Халифа, двенадцати лет от роду, когда-нибудь пересеку великий Вибгьор, прекраснейший мост Волшебного Мира, составленный из радуг и овеваемый нежнейшим западным ветерком, который исходит из уст самого бога Зефира. Пересеку и при этом не увижу ничего, кроме грубой шерсти на внутренней поверхности конских ног. Кто бы мог подумать, что вокруг меня окажутся все величайшие персонажи Невидимого Мира, некогда почитаемые и всемогущие боги, с именами которых я вырос, о которых слышал из уст отца тьму историй, рассказанных на ночь. Меч Кусанаги, обреченные на забвение Тонатиу, Вулкан, Сурт и Бел, Бенну и сам великий Ра! Увы, я не смогу увидеть их даже краешком глаза, а тем более показаться им на глаза. Кто бы поверил, что я. Лука, минуя сад прекраснейших ароматов вокруг Озера Мудрости, самый благоуханный на свете, смогу вдыхать только крепкий запах лошадиного пота.
Правда, он мог внимать звукам, которых не слышал прежде: крику сокола, шипению змеи, львиному рыку, потрескиванию раскаленного солнца — всем этим усиленным сверх всякого воображения и почти непереносимым боевым кличам богов. Гьяра-Джинн, принявшая облик Короля Лошадей, ржала в ответ то громче, то тише, стучала всеми восемью копытами, а спрятавшиеся между парами ее ног Похитители дрожали и съеживались. Лука боялся даже представить себе, что чувствуют в эти мгновения Пес и Медведь. Разумеется, оба почитали большим унижением для себя прятаться между ног лошади, и Лука мучился сознанием того, что стал причиной этого позорного положения. К тому же он вел своих друзей к величайшей из опасностей. Впрочем, об опасности Лука запретил себе даже думать, чтобы сохранить присутствие духа, необходимого для того, что ему предстояло свершить. Я злоупотребляю их любовью и преданностью, сокрушался он. Похоже, ни одно деяние не бывает благородным до конца, правильным во всем. Даже это дело, за которое я взялся из самых высоких побуждений, вынуждает меня идти на сомнительные, если не сказать хуже, уступки обстоятельствам.
Он вспомнил, как при прощании смотрели на него Сорайя и Птицы Памяти. У всех в глазах стояли слезы, и он знал, что эти трое опасаются никогда больше его не увидеть. Нет, об этом тоже нельзя думать. Он обязательно докажет им всем, на что способен. Если что-то невозможное еще не сделано, значит, просто не нашлось того, кто дерзнул бы это совершить. Какая, однако, перемена совершилась со мной, удивился Лука. Я всем своим существом устремлен к цели, как стрела, готовая поразить мишень. Ничто не должно отклонить меня с намеченного пути.