Под удивленным взглядом коллеги Шарко стер мейл:
– Ладно… Вот что ты сейчас сделаешь. Тебя здесь не было, ты не присылал мне никакого мейла и ни о чем не рассказывал. Ты немедленно отправишься к боссу и устроишь так, чтобы он передал это дело другой группе.
– Другой группе? Ты спятил?
Франк открыл заклеенный конверт, достал оттуда пачку только что напечатанных фотографий и протянул ему:
– Его обнаружили этим утром в лесу Бонди. Поэтому я и хотел, чтобы ты подъехал сюда. Мы будем заняты по горло.
Капитан полиции внимательно рассмотрел снимки. Тот, где труп был крупным планом, привлек его внимание. Черные раны. Неузнаваемое лицо, разодранное до костей… Торчащая печень… Шарко встал и подошел к окну. Шеренги домов, строительные леса, подъемные краны и бульдозеры. Он уперся пальцами в стекло:
– Вскрытие завтра утром, и наш новый сотрудник, старший капрал, пойдет с кем-то из вас. Лучшее, что можно придумать для разминки. Как ты думаешь?
– Как я думаю? Я думаю, что ты увиливаешь. У нас часто бывало по нескольку дел в работе, в чем проблема? Тот тип попросил меня о помощи, он испустил дух буквально у меня на руках. И еще это письмо и сайт… Наклевывается интересное дело. Я хочу над ним работать.
Шарко вернулся к столу и снял телефонную трубку, чтобы положить конец разговору.
– Мало ли чего ты хочешь. Ступай к Жеко. У меня и так на неделе одно совещание за другим. А еще у меня жена, двойняшки и, вообще-то, жизнь тоже. Два крутых дела зараз – это перебор. От твоей истории несет серой, а я не хочу гробить свои выходные. И потом, все эти компьютерные штучки, искусственный интеллект и прочее уже не для меня. Жизнь бесценна, а время летит слишком быстро.
Николя швырнул фотографию на папку:
– Ты руководишь группой уголовного розыска, это тебе не Диснейленд. Если тебя воротит от твоего кабинета, воняющего новоделом, и от совещаний, которые к нему прилагаются, зачем ты согласился на эту должность?
– Потому что возраст подошел. У меня уже не те ноги и не та дыхалка, что раньше. А моя должность как раз то, что надо для начала завершения карьеры.
– То, что надо? Шутишь? Ты подыхаешь от желания вернуться к оперативной работе. Для тебя собственный кабинет хуже тюрьмы – это у тебя на лбу написано. Как только появляется возможность выбраться наружу и пошлепать башмаками по дерьму, ты тут как тут. Разве не правда?
– Не вранье. Но…
– Я не пойду к Жеко. Ступай сам и сам с ним разбирайся.
Николя направился к двери. Перед тем как выйти, он обернулся:
– И твоя идея про вскрытие – полное дерьмо. Не так встречают новичка, не подсовывают ему трупешник в первые же часы работы. Хреново ты стареешь, приятель.
И Николя захлопнул за собой дверь. Шарко сопроводил его уход характерным жестом и отложил телефон, не сводя глаз с экрана.
– Насрать мне на твою грошовую критику. Пока что я делаю, что хочу, мать твою!
Продолжая ворчать, он навел курсор на крестик, чтобы закрыть страницу. Увидел, как в левом углу экрана появилась красная точка, потом исчезла. На черной странице она появлялась и исчезала, приблизительно каждые пять секунд. Шарко прищурился и приблизил лицо к картинке. Что бы это значило? Там что, кто-то есть – позади, в темноте? Что означает загадка про обезьяну и маску? Кто такой «Каратель»? Он терпеть не мог игры типа «пройди по жуткому следу».
Он попробовал поискать в Google manifeste-angedufutur.com. Но, кроме ссылки, выводящей на тот же сайт, ничего не было.
Если вы закроете доступ на сайт, я их убью, говорилось в письме. Человек отдал богу душу у входа в Управление, держа в руках этот текст, и ровно в означенное время. 17:02. Как кто-то мог умереть в столь точно предсказанный час, да еще и прямо у них под дверью? В него что, выстрелили отравленной стрелой из духовой трубки, или как?
Полная хрень. Не зная, что предпринять, Франк продолжал неподвижно сидеть в своем кресле. Белланже не ошибся: раньше шеф бы набросился на такое дело, наплевав и на перегрузку, и на бессонные ночи. Ведь именно такие ночи и выковали их команду… Их семью…
Он больше не прикоснулся к экрану и, брюзжа, поднялся:
– Ты меня достал по самые помидоры, Белланже.
4
В горло ей словно столовой ложкой напихали толченое стекло. Крошечные осколки, впиваясь в слизистую, вызывали желание вывернуться наизнанку. Флоранс сглотнула с болезненной гримасой; слюны не хватало. Веки отяжелели, и когда она поднимала их, раскрывая глаза цвета берлинской лазури, ничего не менялось. Тьма внутри и снаружи.