В его планы не входило трогать Лео Карузо. Он не получал никакого
удовольствия от того, что лишил ребенка глаза. Детей нельзя было трогать, потому что ...он был Карузо, в конце концов.
И если он за что — то и выступал, так это за соблюдение правил и
сохранение старых порядков.
Именно поэтому его и прозвали One — Shot
Глава 9 — День, которого он ждал
Лука 27
— Лука, я хотел бы поговорить с тобой наедине.
Когда Лука впервые вошел в кабинет отца на семейное собрание, созванное его отцом, он признал, что в этот день ему хотелось бы поговорить
с ним наедине.
Признаться, он не ожидал, что все так обернется. Он заметил, что отец
начал смягчаться, но даже он не ожидал, что Данте сможет снова влюбиться.
Одно в чем Лука никогда не сомневался, так это в том, как сильно он
заботился о Мелиссе.
После ее смерти он уже никогда не был прежним. Он забыл о том, каким был, насколько более приятным был его отец, пока не встретил Надю.
К счастью, она нравилась Луке, но это усложняло его задачу.
Время Данте Карузо в качестве главы семьи пришло и ушло, и это
знали все, кроме самого Данте.
Их семья подвергалась все большему риску с каждым днем его
пребывания на троне, и это уже стоило жизни многим хорошим людям
Карузо. Хуже всего, что это стоило жизни Лео.
One — Shout забрал у них слишком много, и это поставило на них
большую метку, давая понять любому врагу в радиусе ста миль, что семья
Карузо уже не та, что прежде.
Лeка закрыл дверь за беременной Марией. Он с трудом скрыл улыбку, когда она сказала, что они с Домиником ждут ребенка.
Сделка, которую он заключил с Домиником Лучано, уже окупилась, ведь теперь их судьбы переплелись, и теперь уже не из — за войны, а из— за
любви.
Скоро их кровь смешается, и, как только Лука займет трон, две семьи
Канзас — Сити станут единым целым.
Он сел в кожаное кресло напротив того, где за письменным столом
сидел его отец.
Лука отчаянно нуждался в сигарете после того, что ему пришлось
выслушать от Данте.
— Мы с твоей матерью поженились по расчету. Ее отец владел этим
Отель — казино, и он получил много предложений о продаже, но
единственное, на что он согласился бы, — это если бы он продал его моему
отцу, только в том случае, если бы его дочь вышла замуж за его сына. Таким
образом, когда он уйдет из жизни, эта собственность перейдет ко мне, которая будет возвращена его дочери, а затем и его сыну, а затем к его
будущим внукам.
Лука стоял в углу, то открывая, то закрывая свою Zippo, слушая
историю, которую он много раз слышал в детстве.
— Однако, несмотря на то, что ее отец и мать были итальянцами...
ваша мать — нет.
Он с громким щелчком закрыл свою Zippo. Волосы на его руках встали
дыбом, когда он услышал часть истории, которую никогда не знал.
— Кто это знает?
— Очень немногие. Большинство из тех, кто знал, уже мертвы.
Данте продолжал, обращаясь теперь к Марии и Неро, так как Лука уже
знал, что это значит.
— Если эта информация попадет в чужие руки, то будущие дети, которые могут быть у тебя с Домиником, Элль или Хлоей...
Глаза Луки заблестели, когда он встретился взглядом с льдисто—
голубыми глазами отца. — могут никогда не сесть на то место, где сижу я.
Лука был готов к тому, что его будущие дети будут лишь на пятьдесят
процентов итальянцами.
Но он не был готов к тому, что его будущие дети будут итальянцами
лишь на пятьдесят процентов.
Слова отца все еще звучали в его голове. « Всегда найдутся те, кто
никогда не забудет старые порядки.»
К сожалению, Данте был прав. Лука знал это и был готов к этому.
Невозможно в одночасье изменить правила мафии, по которым они
жили и умирали на протяжении многих поколений, в одночасье не изменить.
Семье предстоял долгий и трудный путь.
Но у Луки был и запасной план, который, к счастью, оказался
безотказным.
Его план заключался во времени. К тому времени, когда его дети
достигнут совершеннолетия, старые старики, которые держались за старые
порядки, будут мертвы.
Лука никогда не понимал равнодушия Данте к Хлое до этого момента.
Все начинало проясняться, почему отец был так против того, чтобы его дети
женились на особах итальянской крови.
Он хотел защитить наследие Карузо.
Сам Данте уже рисковал этим наследием, заведя детей от Мелиссы, и
теперь все дети Карузо играли с...
Лука уставился на пламя, вырывающееся из Zippo. Огонь.
Он затянулся. Он должен убить своего отца за то, что тот не сказал ему
об этом раньше. Он мог бы прямо сейчас перелезть через стол и задушить эту
чертову жизнь.
Звук тяжелой хрустальной пепельницы, скользнувшей по столу, заставил его мысли об убийстве рассеяться в воздухе.
Мысли об убийстве рассеялись в воздухе. Его глаза сузились.
Бесчисленное количество раз он входил в кабинет отца и ни разу не
предложил ему свою драгоценную пепельницу.
***
— С днем рождения, сынок. — Данте протянул ему через стол черную
коробку.
— И мои поздравления.
Лука только что официально получил звание младшего босса. Теперь и
босс, и младший босс носили фамилию Карузо.
Он был не только самым молодым в семье, но и теперь ему
принадлежал титул самого молодого младшего босса в истории, в возрасте
двадцать один год. Его отец редко показывал, что гордится им, но сегодня он
ясно видел это.
Открыв коробку, Лука достал из нее серебряную Zippo с гравировкой.
Он видел, как отец прикуривал сигары с тех пор, как себя помнил. Это
была семейная реликвия, частица истории Карузо, передававшаяся из
поколения в поколение.
Он взял в руки металлическую вещицу и щелкнул ею, пока пламя не
засияло ярким светом.
Он был очарован ею так же, как и в тот раз, когда впервые увидел, как
отец пользуется ею.
Это была именно та вещь, которая привела его к увлечению огнем.
— Спасибо.
— Не за что. А теперь, почему бы нам не зажечь несколько сигар, в
честь праздника? — Данте с нетерпением подошел к своей коробке с
сигарами. Он открыл ее, взял одну и поднес толстую сигару к носу, понюхал
ее, а затем протянул сыну.
— Нет, спасибо.— Лука покачал головой и достала пачку сигарет.
Он вытащил спички с надписью «Kansas City Hotel» и бросил их на
стол, так как больше не нуждался в них. Затем он положил пачку в рот.
— У меня есть своя.
Гордость на лице отца исчезла в тот момент, когда он впервые
использовал свою Zippo для прикуривания сигаретой, и запах стал заполнять