советником. Я не мог так рисковать. Вместо этого я должен был смотреть, как она влюбляется в тебя и рожает тебе детей, которые должны были быть
моими.
— У тебя был ребенок. Данте сердито пожевал сигару.
— Винсент" Винни фыркнул с сарказмом.
— Винсент — это не Лука.
Лука не испытывал к нему симпатии. Даже если его сын иногда
раздражал...
— Винсент гораздо лучше тебя. Он никогда бы не предал Неро и Амо
так, как это сделал ты.
— Ты забрал то, что должно было принадлежать мне, — прорычал
Винни, но затем улыбнулся.
— Я выждал время... прежде чем отплатить добром за добро. Я
придержал свою месть, пока не понял, что это будет больнее всего.
Когда Данте бросился на него, Луке пришлось протянуть руку, чтобы
удержать его на месте.
Наконец — то он смог понять все, что ему нужно было знать. После
того как Лука вывел Люцифера из — под удара, Винни смог предложить
смешать две семейные родословные только для того, чтобы на Лучано можно
было свалить вину за его преступления. Выбор Доминика был самым
разумным, поскольку он не только был наследником Люцифера, который
будет мстить за своего отца, но у Дома был только один способ убийства.
Винни не учел только одного, то, что Лука знал о Доминике Лучано все, что
только можно было знать. Он не только не стал бы мстить за смерть отца, но
и не стал бы стрелять в затылок человеку, если бы мог помочь.
Получив последний кусочек головоломки, Лука так же, как и его отец, устал ждать.
— Я услышал все, что хотел услышать. Винни признался в своей
нелояльности, и настало время заслужить покаяние.
— Энцо должен обсудить с тобой, как он оценил пребывание сына в
больнице.
Драго поднял Винни за заднюю часть костюма и рывком развернул его
лицом к человеку, который должен был быть одним из его лучших друзей.
Сняв шляпу, Энзо смог продемонстрировать свою ненависть, прежде
чем его кулак отпрянул назад и ударил Винни.
Вместо крика, наполненного болью, из уст Винни вырвался безумный
смех. От этого звука Энцо посмотрел на Данте вместо того, чтобы снова
ударить Винни.
Лука только успел поднести сигарету к губам, как Винни сплюнул
кровь к их с Данте ногам, а от следующих его слов у всех по спине
пробежали мурашки.
— Я убедился, что Мелисса видела, как я нажимал на курок.
Данте покачнулся, его слова были едва слышны.
— Ты лжешь.
— А я? Его налитая кровью улыбка говорила об обратном.
Лука щелкнул зажигалкой, не успев прикурить. Палка упала на землю с
первым же словом, которое он произнес.
— Люцифер убил мою мать.
— Я позволил ему получить славу, — начал хвастаться Винни, — но
именно моя пуля оборвала ее жизнь.
Данте издал вопль боли, рывком освободив Винни от Драго.
Нет! Лука попытался оттащить отца, чтобы образумить его.
— Он хочет, чтобы ты убил его быстро. Не позволяй ему подгонять
тебя.
— Отпусти меня, Лука. Я знаю, что он делает, — прорычал Данте на
сына.
В ледяных глазах отца он увидел настоящую боль. Мелисса могла быть
его матерью, но в первую очередь она была женой Данте...
Поэтому он отпустил его.
Внезапно Данте схватил Винни за горло и сжимал его до тех пор, пока
Винни не упал на колени.
— Ты, блядь, трус. Как ты, блядь, смог так хорошо скрыть, какой ты
большой пиздюк? Не нужно было иметь много мужества, чтобы убить
нежную женщину, которая и мухи не обидит, или стрелять в кого — то, когда
тебя не видно! не видно! Ты, блядь, проныра, раз спрятался посреди ночи, чтобы заложить бомбу!
Наконец Данте ослабил хватку на горле Винни, когда тот начал
багроветь и задыхаться. Вынув сигару изо рта, Данте поднял ее высоко в
воздух.
— Око за око.
Драго придержал голову Винни, и Данте вонзил тлеющий кончик
сигары в левый глаз Винни.
Позволив Винни только один мучительный крик, Данте снова сжал его
дыхательные пути, оставив сигару в глазнице.
— Драго, нож, — приказал Данте.
Когда Драго посмотрел на него в поисках разрешения, Лука покачал
головой. Затем он медленно шагнул вперед. Вытащив свой собственный нож, он понимающе кивнул отцу.
Данте позволил Винни еще раз вскрикнуть, воспользовавшись
возможностью зажать Винни рот.
— Лживый язык, за предательскую ложь, которую ты говорил.
Лука взял нож и отрезал язык Винни, положив мякоть в передний
карман костюма лжеца.
Булькающие звуки, издаваемые Винни, показали всем, что он еще
очень даже жив.
Лука мог бы сказать, что One— Shot принадлежит ему, но он протянул
окровавленный нож отцу.
Взяв его, Данте крикнул Винни:
— И сердце за то разбитое сердце, которое ты вырвал у меня. Он
вонзил нож в грудь своего старого друга, вырезая сердце Винни, вырывая его
прямо из тела, и заставил Луку вновь проникнуться уважением к своему
отцу.
Сжав сердце в руке, Данте бросил его на землю и стал разбивать под
ботинком, снова... и снова... и снова...
— Папа. Лука не мог вспомнить, когда он в последний раз называл его
так, но почему — то это казалось уместным.
— Он умер.
Словно не слыша Данте, он начал пинать мертвое тело Винни, и когда
Сэл двинулся, чтобы остановить его, Лука покачал головой. Он мог понять
гнев своего отца. Хлоя была права: Данте очень любил свою мать, и это было
единственное, в чем Лука всегда был уверен. Горе, которое Данте копил в
себе и прятал от всех, кто видел его боль после смерти жены, наконец — то
вырвалось на свободу и обрушилось на человека, виновного в ее убийстве.
Только спустя несколько минут Данте бросил нож на землю и снял
пиджак. Внешняя сторона пиджака была в кровавых пятнах, а внутренняя
использовалась для того, чтобы вытереть залитое кровью лицо.
— Ты ничего не смог сохранить для нас? язвительно спросила Лука, видя, что Данте снова рассуждает здраво, накидывая пиджак на
окровавленное тело.
— Нет. Данте посмотрел на него, затем на Сэла, на Драго и на всех
остальных мужчин, которыми он обычно командовал.
— Я хочу, чтобы вы все могли смотреть в глаза Винсенту в ближайшие
годы.
Это были добрые слова человека, который когда — то был главой этой
семьи.
Глядя на своего предшественника, Лука пришел к двум осознаниям...
Данте был не только одним из величайших донов в истории, но и
сыном своего отца.
Глава 25 — Нежелательный конец
Свежевымытый и искупавшийся Люцифер сел за стол, накрытый для
него в камере. Когда он потянулся к другому краю стола за тарелкой, кончики его пальцев остановились в миллиметре от желанного предмета, который сидел едва ли не на самом краю.