— Да все они простые! Чего она приходила то к тебе? Залететь хочет?
Мне стало неприятно до жути, телка. Спасибо, что не шлюха. Мысленно пообещала себе так это не оставить, статус шлюхи я перенесу, мнение этой курицы меня не интересует. Но вот мой ребёнок — дитя любви, и никто не посмеет говорить о нем, как о продукте залета…
Впервые погладила свой живот, понимая что я не одна, теперь внутри меня есть маленький человечек, скорее всего такой же упрямый, как его отец. Закрыла глаза прислушиваясь к своим ощущениям и метаморфозам, пытаясь найти изменения или новые ощущения внутри себя. Ощутила только неконтролируемое желание защитить его от всех бед.
Я впервые почувствовала себя матерью.
— Алиса? — Захар вывел меня из транса, стоящую посередине коридора и поглаживающую живот. По его глазам я поняла, что он знает причину моего посещения больницы, но не скажет ничего, не полезет в душу с расспросами. Я сама решу, сказать или нет.
Мой дорогой Захар, если бы ты знал, как дорог и близок мне стал. Друг с которым близость измеряется без слов. Наверное, в моей прошлой жизни все было не настоящее. Семья была только в паспорте, на деле у отца появилась новая семья. Подругу были только ради времяпровождения, а по факту — готовые сожрать меня с потрохами, никто не вспомнил обо мне за все это время.
Я обрела друзей и семью с ним.
Своей улыбкой я попыталась передать ему ответ на немой вопрос, который был так и не задан. Он улыбнулся в ответ, так солнечно, что моё настроение подскочило до запредельного уровня.
— Поздравляю! — прошептала еле слышно. Весь мир замер вокруг нас.
Я просто сразбегу, ощущая комочек счастья, обняла его, обхватывая плечи. Руки не сходились на его спине, и вообще, наверное, мы очень комично смотрелись со стороны. Такой большой мужчина, не смеющий ко мне прикоснуться, и я повисшая с неловкими объятиями на нем. И не дай Бог бы нас увидел босс Захара, убил бы обоих, а только потом бы обдумал происходящее. Дьявол он такой. Я даже рассмеялась, представляя его нахмуренное лицо.
— У меня есть одно поручение Луки, нужно кое-куда заехать…
Когда Захар сказал, что нам нужно кое-куда заехать, я представляла что угодно, но никак не церковь. Маленькую, беленькую, абсолютно ничем не примечательную церквушку с аккуратным садиком. Она не бросалась в глаза, врастала в старую Московскую улицу, но при этом она была очень красивая и незамысловатая. Словно игрушечный домик с расписными деревянными ставнями; сам фасад был белый, а узоры — голубые. Из дорогого убранства только золотой купол с крестом. Ничего лишнего.
По двору бродили две собаки, чистенькие и откормленные, на нас они смотрели недоверчиво, но спокойно. Видимо работники очень хорошо о них заботились.
На фоне такой скромности и малогабаритности здоровые чёрные танки смотрелись угнетающие, неестественно. Черно-белый контраст резал глаза. Я стояла у машины, ничего не понимая. Лука хотел помолиться? Или хотел чтобы я замолила грехи перед рождением ребёнка?
Рядом со мной в таком же неведении топтался Макс, он старался во многом подражать Дьяволу, его манере речи и жестикуляции когда того не было. А при нем слушал его с открытым ртом. Лука не претендовал на роль его отца, не желая перечеркивать память о родных. Но было видно, как мальчик сначала обретя в нем кумира и авторитета, постепенно начинает считать себя его продолжением. Со мной было немного сложнее, я не могла стать ему матерью, но могла быть другом. И я старалась.
Первое, что я почувствовала зайдя в церковь — ощущение святого дома. Было очень тихо, пахло ладаном. Красивые иконы в золотых рамах, расписной потолок. Ничего излишнего, только самое необходимое, все такое уютное и располагающее. В этой тишине хотелось находиться, философствовать и говорить с Богом.
Я вертела запрокинутой головой, стараясь охватить все детали, ничего не упустить. Как же мне тут нравилось. Во многих церквях либо много слишком набожных людей в обществе которых ты чувствуешь себя не уютно, или же работники бывают не особо приветливые, что отталкивает тоже. Я была в последний раз в церкви года два назад, поминая маму.
Вдалеке стоял Лука в неизменном себе стиле: двубортном пиджаке и брюках. Рядом с ним стоял батюшка в чёрной рясе. Ему было лет пятьдесят, достаточно грузный, но не толстый с рыжей аккуратной бородой мужчина производил очень приятное впечатление. Они говорили о чем-то негромко. Из манеры их общения можно было легко угадать, что они давно знакомы и Гроссерия не впервые раз здесь.
Мы с Максом замерли, не решаясь помешать их разговору. Уверена, что мы и думали об одном и том же, следили за каждой метаморфозой в его лице или жесте.