— Соболезную Алиса смерти Вашей матери.
— Расскажите, пожалуйста, еще что-нибудь о детстве Луки, от него не дождешься, а мне интересно.
Мне хотелось стать ближе, хотя бы так прикоснуться к нему, прочитать мысли, которые скрываются за этим выражением лица.
— Чтобы интересного такого рассказать… — Ханзи сложил руки треугольником перед собой, обдумывая. — Когда Лука был маленьким, его часто называли птенчиком. Такой хрупкий, самый меленький. На голову ниже Алана и Мишки, его постоянно обижали. Каждый день из садика возвращался с синяками, больно смотреть было. Сейчас и не поверишь в это, а в детстве у него сил как у птенчика и было.
— Хоть что-то у нас есть общее. — я рассмеялась. — Когда мне было пять-шесть лет, то постоянно доставалось от сверстников, а куклы не задерживались надолго, потому что их все отбирали. И как же такой маленький птенчик стал таким грозным дядей?
— Наверное, он устал бесконечно получать. Он стал резко меняться в подростком возрасте, словно отрекаясь от черт матери, не простив ее. Стал взрослеть, раздаваться в плечах, менялись черты лица. От занятий спортом появилась мускулатура. Он резко перестал приходить домой в синяках, зато меня стали часто вызывать в школу. Мой сын научился защищаться. И сил в нем появилось хоть отбавляй. Устроился подрабатывать ко мне на завод грузчиком даже не сказал мне ничего. Оказалось потом, что ему нужны были деньги. Подозреваю, что у него появилась первая девушка, ни разу не видел ее. Подростки. — Ханзи рассмеялся. — Лука был с лет пятнадцати такой взрослый и угрюмый и не особо делился романтическими переживаниями.
Я непроизвольно закусила уголочек нижней губы, даже не замечая этого. Возможно именно тогда Дьявол встретил свою первую и единственную любовь.
— А с чего Вы решили, что ему понадобились деньги на девушку?
— Потому что ему самому много не нужно было. — Ханзи отмахнулся. — К этому времени я стал достаточно зарабатывать, мы перебрались в другую квартиру. Нам двоим хватало и даже больше. На моей шее было еще двое. Мишку одеть, обуть. Алану новую энциклопедию купить. Куда их деть было? Мы не жили богато, но у нас было все. У меня кстати сохранились некоторые фотографии. Ты не узнаешь их.
— Сейчас со всеми технологиями трудно в это поверить, но я впервые сфотографировался только в день своей свадьбы на полароид, старый такой, фото получились желтоватые.
Ханзи открыл альбом на первой странице, на ней была почти точная копия Луки, только этот парень был более темноволосый, стройный и взгляд у него был юношеский, мягкий и не было бороды. На нем были скромные брюки и рубашка. Рядом с ним стояла девушка, очень тоненькая на его фоне, еле достающая до его плеча одетая с изыском, утонченно. Она так испуганно смотрела в камеру, что нельзя было сказать, что это день свадьбы — день радости.
Тут же вспомнилось, как Лука назвал свою мать серой мышью. В его словах была доля правды. В ее внешности с такими правильными и аккуратными чертами лица, которые так и были пропитаны аристократизмом, так и сквозила блеклось, некая серость, которую нельзя объяснить пока сам не взглянешь на человека.
— В детстве Лука был больше похож на Аню, хотя более чернявый чем сейчас. — Ханзи перелистнул страницу, показывая следующее фото. На котором действительно был маленький птенчик ворона. Крошка с широкой улыбкой стоял рядом со своей мамой, прижимаясь к ней. Густые непослушные волосы образовывали на его голове смешное гнездо. Не мальчик, а крошка енотик, не возможно поверить, что такой вырастит и станет грозным хулиганом — бандитом.
В горле запершило от необъяснимой боли. Как можно было бросить такого кроху? Оставить его? Я бы никогда не смогла оставить своего ребенка, отказаться от него. Да просто убежать от любимого человека?
На фото на меня смотрел такой светлый, лучезарный ребенок, который повзрослеет слишком быстро из-за того что мама оставит его одного. И эта улыбка сотрется с его лица. Был ли Лука другим, если бы о нем заботились нежные руки женщины, а не цыгана, который воевал за кусок хлеба? Он заботился о своем сыне как мог, поставив крест на своей молодости, не приведя в дом ни одной женщины, чтобы облегчить себе жить. Хотя я уверена, что многие одинокие женщины, а может и замужние, мечтали обогреть его.
— Такой хорошенький. — прошептала я, не замечая как слеза скатилась по щеке. Это не укрылось и от Ханзи.
— Да. — грустно улыбнулся Ханзи, снова переворачивая альбом. — А это уже три маленьких мушкетера.