В храмах забили в колокола. Некогда Леву Пчелкина приняли как своего, и борцу против тоталитарных сект предоставили патриархальный улей. Но добрый Лева передавил всех своих соперников, и от него спешно решили избавиться. Гемофилическая его подруга ошалело отшатнулась: Лева терпит крах!.. И вот Леве приходят каббалистические квитанции и огромные счеты... И уже никто не дает ему ссуды и не подписывает фиктивные счета и лживые трактаты... И Лева решает, чтобы не сойти с ума после исповеди в православном храме, подать на себя в суд и судить самого себя, и вынести обвинительный приговор, и приговорить себя обратно вернуться из России в Оклахома-сити, чтобы запереться в очередной компьютерной келье с гемофилической подругой, деревянной аскетической кушеткой, краюхой американского хлеба, маленьким телеоком и компьютером на случай вдохновения. И больше никого и ничего.
Дебора Лишняя лишилась чувств. Авраам Лотович, несчастный его отец, в последний час вообще предал сына анафеме и зарекся даже заговаривать о нем с директором местной маслобойни, где иногда подпитывался. ...А счета всё прибывали - от загубленных, загробленных, от проклятых им, от покрытых научным матом, от тех, кому бумажная террористическая банда Левы Пчелкина выколола глаза, кого заковала в кандалы, у кого отняла детей... И хотя ничего этого не было - но кругом рыдали и кричали, и из всех окрестных комитетов за спасение стариков и жертв красного террора сыпались петиции и опять же счеты, счеты, счеты...
Бедная голова Левы Пчелкина посыпалась серым пеплом. В ночи Лева смиренно становился на колени и каялся перед еврейским Богом. Яхве ему не отвечал. Не помогал и христологический трактат Василия Великого. Не отвечал и светлой памяти усопший американский протоиерей Иоанн Мейендорф, учитель и наставник Левы Пчелкина. Занудная московская библиотека иностранной литературы предъявила счет за плагиат: никакой тоталитарной секты "аум-кукуку" в России не существовало, её имидж списан дословно с американской авторитарной секты "Металлическая Муха Це-це"... Счет за плагиат был столь огромен, что его одного хватило бы, чтобы дать Леве пятилетний срок. А таких счетов были тысячи, и Леве грозил срок пятитысячелетнего тюремного заключения. И бежать было некуда, и все границы перекрыты, и таможни предупреждены, и уже не провести обратно в штат Оклахома-сити американскую бациллу в маленькой коробочке...
Затравленный Лева бессильно падал после молитвы на пыльный, никогда не подметаемый паркетный пол и тяжело дышал. Ему мерещилось: ничего этого нет... Миновало наваждение. Жизнь начата заново - красивая, счастливая и благородная. У Левы прекрасная семья. С ним Пресвятая Дева, с ним Господь - Царь мира Иисус Христос. У Левы светлая работа и верные друзья. Дети любят своего прекрасного и щедрого отца. Ах, если б можно было бы начать такую жизнь!.. Но родовая чугунная плита... И уже ничего нельзя сделать... И какая-то лысая певица из отдела сциентологических наук предлагает Леве просмотреть предыдущие воплощения и совершить регрессию через машину времени куда-то в тьму доисторических времен: быть может, в ту отдаленную эпоху Леве впервые пришло в голову шантажировать самого себя и мир? И облако параноидальных страхов вылетело из гробницы Тутанхамона или Тамерлана, вызвав едва ли не третью мировую войну всей мировой общественности против тоталитарных сект, выдуманных и размноженных, подобно опаснейшей бацилле, в разгоряченном уме Лаврентия Семеновича Пчелкина, кандидата подлоговедческих наук...
Левин адвокат читал трактат подзащитного и думал: надо же, каких наплодил уродов - какие-то сплошные шимпанзе, олигофрены, летающие чучела... Где он таких людей-то изобрел? Такого и в помине не было! Адамов род наш отравил, ассимилировал дьяволоцивилизацию среди Божьих людей... Общественное мнение негодовало. А по кухонному столу Левиной кухни ползали безобразные наглые тараканы, и не ночью, а днем, и Лева видел в этом явный апокалиптический знак к тому, что близки времена антихриста... А когда дядя по материнской линии Ноев Ковчег-Апокалиптический позвонил Леве и вежливо предложил услуги адвоката на суде, Лева, грубо выругавшись, бросил трубку. Ему не нужны никакие услуги! Его интересуют только заслуги!
Дама из отдела регрессивных воплощений видела Леву Пчелкина заключенным Освенцима в безобразной рваной пижаме, клиентом сумасшедшего дома, экскурсоводом из паноптикума и жрецом из храма древнего Содома, родственником Раав-блудницы (что выжила во времена Иерихонского погрома)... Но ни одна из этих сумасбродных деталей не приносила утешения Леве. Увы, его род был не от древней Сарры и не от Рахили, и вообще, что бы там ни говорили, гробницы были заперты, духи вернулись на свои места, и пришлось держать ответ.
...В одном из сумасшедших снов Леве мерещилось: он становится кумиром молодежи. У него такое же рваное сознание, как у этих маленьких сирот. И один из буйнопомешанных гностической секты марихуанщиков молится на его портрет, висящий прямо над кабинетным столом. Всем, кто входит в комнату, резким движением руки наклоняет голову, заставляя кланяться ему - мученику то ли некоей правды, то ли некоей отпетой лжи Леониду Пчелкину. Но, впрочем, как всё перепутано, как перепутано!.. И ничего нельзя понять...
Уже Левочка ничего из себя не изображал: ни доктора наук, ни пришлого профессора в пенсне, ни обличителя крысиных нравов, ни погромщика бандитов, ни борца против сектантов. Уже ни на что это не было сил. Левочка беспомощно метался по квартире, брал в руки трубку, набирал номер, кому-то что-то говорил, о чем-то просил... Последней инстанцией, как понимаете, оказался дорогой Левин папа Авраам Потопович Красный-Коммунистический-Рай. Папа Левы просто упихнул своего седеющего сына в местную психушку, где доктор Обрыдень, молодой статный интеллигентный мужчина, сын известного профессора-психиатра, терпеливо выслушивал Левины рассказы об опасных тоталитарных сектах, обличителем которых был он в оные святые времена, и как он пострадал за христианство, и какой он мученик (родовой) и какая честь, его, Левочку, лечить инсулином... И что сам подвергся участи тех, кого ещё недавно призывал четвертовать, заживо расчленять... на гауптвахту, в темницу ставропигиального свято-преображенского монастыря на Соловках - поджигать пятки на медленном огне, допытываться правды на допросах и т.п. И вдруг весь этот бред умалишенного обернулся против Левы, и Лева осознал себя тем самым допрашиваемым из апокалиптической секты "Аум-кукуку". И тем самым здоровенным импотентом из агрессивной секты "Патологический центр", и тем самым лишенным сознания из секты "чуждо-сознание". ...И его пытали и допрашивали, и помещали в камеры, и расчленяли, и опять собирали по кусочкам. И где была мама Дебора Лишняя и его гемофилийная подруга жизни? И где стоял его верный друг компьютер? И где ждала его верная подруга по имени Деревянная Кушетка?.. Ничего этого не было, и Лева ожидал часа, когда его освободят из каталажки и, взявши под руки, как опаснейшего из мировых преступников, выдворят за пределы федерации человеческих содружеств, чтобы больше ничего подобного не было на земле, и мог водвориться на ней мир, радость, братолюбие, доверие, любовь, служение ближнему и Царство Иисуса, Сына Божия, распятого безумною любовью к нам.
февраль 1997г.