Афанасий Кузьмич достал портсигар из карельской берёзы, взял сигарету, помял её и вышел в коридор курить. Когда за ним закрылась дверь, Дарья Петровна сказала:
— Серьёзный мужчина наш попутчик. Уж больно здорово разбирается в делах. Он что ж. председателем каким служит аль, подымай выше, в районе?
— Какое там! — махнул рукой Егор, — Толкачом работает.
— Ты уж извини, милый, — переспросила Дарья Петровна. — Я что-то не расслышала, кем он работает?
— Толкачом. Толкач, значит, — и, видя недоуменный взгляд Дарьи Петровны, Егор, где словами, где движениями руки, пытался разъяснить это непонятное для старушки слово. — Видите ли… Как бы это вам попроще растолковать?.. Словом, до войны он работал в нашем колхозе конюхом. Потом с лошадьми ему надоело возиться, что ли, или по каким другим причинам, но только он взял и без ведома колхозников уехал в город. Поступил на какой-то завод толкачом. Чёрт его знает, я и сам толком не могу объяснить, что это за должность… В общем, какие-то грузы по железной дороге проталкивает.
— Как же он себе живота не надорвёт? — покачала головой Дарья Петровна.
— Ничего, даже доволен работой. Приезжал избу продавать. Уговаривали его остаться в колхозе, да где там! Я, говорит, очень нужен для индустрии. Так и сказал: для индустрии. А вы тут, говорит, получше развивайте сельское хозяйство. С тем и уехал.
— А если б этого толкача да хорошенько огреть настоящим толкачом! — сердито сказала Дарья Петровна, — Знаете, тем самым толкачом, которым пшено толкут…
Что ответил Егор, я не разобрал. Вошедший проводник объявил, что поезд подходит к моей станции. Я оделся и направился к выходу. Проходя мимо Афанасия Кузьмича, я слышал, как он, наклонившись к какому-то пассажиру, одетому в гимнастёрку военного покроя, гудел:
— Нет, что и говорить, а у нас ещё много людей, которые пренебрегают сельской работой. А почему, спрашивается? Да потому, что у этих людей сознание не на должной высоте. Еот они и выискивают себе лёгкие хлеба…
Я уже дошёл до двери, а он всё гудел, гудел, гудел…
КОШКИН СЛЕД
Впервые за всю свою двадцатидвухлетнюю жизнь Виктор Комолов шёл по земле и не чувствовал её. Временами ему даже казалось, что он не просто шёл, как ходили все прочие, а парил между однобокой луной и обледенелой Огородной улицей.
Причиной неземных чувств Виктора была Галя. Сегодня в конце концов она позволила ему зайти к ним в дом и познакомиться с мамой. При этом Галя, смущаясь, шепнула, что мама видела Виктора много раз издали и будет рада встретиться с ним лично.
«Ну, брат жених, смотри не подкачай! — напутствовал сам себя Виктор, мечтательно поглядывая на луну, — Ещё немножечко — и ты переступишь порог домика с зелёными наличниками. Это будет чудесный момент! Галя представит меня. Я пожму маме руку и с поклоном скажу: «Виктор!..» Впрочем, нет! Так не пойдёт! Слишком примитивно. Так знакомятся одни ремесленники. Лучше представлюсь полностью: «Виктор Петрович Комолов!» Так будет более солидно. Потом-потом не мешало бы сделать для них что-то такое… этакое… словом, из ряда вон выходящее… например: починить утюг, принести воды, наколоть дров…»
— Впрочем, нет! Не то! — решительно сказал Виктор, ускоряя шаг. — Для такого случая надо сделать что-то другое… в общем, какое-то такое… одним словом, этакое, чтоб они, глядя на меня, развели руками и ахнули! Ну, скажем… Иду, допустим, вот сейчас, а навстречу Галя с мамой. Обо мне говорят. Вдруг из переулка выскакивает здоровенный тигр!.. Хотя нет, тигр тут не подойдёт. Такие звери в наших местах не водятся. А жаль! Я бы его!.. Ну, ладно, пусть будет не тигр, а хотя бы волк. Здоровенный такой волчище! Выскакивает, значит, из переулка и прямо к Гале с мамой! Я не теряюсь, бросаюсь, разрываю хищнику пасть и — р-раз! — перекидываю мёртвого зверя через забор!
Слово «р-раз!», вырвавшееся у размечтавшегося Виктора, разбудило спавшую под крыльцом дворняжку. Она то ли с перепугу, то ли из желания прихвастнуть своей бдительностью залилась частым тявканием. И в то же время из-под ворот соседнего с Галей дома выскочила взъерошенная кошка. Она несколькими прыжками перемахнула улицу, а потом, будто одумавшись, вернулась назад и уселась на тротуаре.
— Этого ещё недоставало! — процедил сквозь зубы Виктор, отступая назад. — Ну, что ты там уселась? Брысь! Пошла отсюда! А то сейчас как подойду да как дам по башке, ты и мяукнуть не успеешь! Слышишь, кому я говорю-то? Брысь! Брысь, чтоб тебе провалиться!
Виктор потоптался на месте, повернулся к луне и посмотрел на часы. Было уже пять минут десятого, а он обещал быть у Гали ровно в девять. Вон и домик её, совсем рядом, свет во всех трёх окнах.
«Меня ждут, а я вот тут стою! — рассердился Виктор, переступая с ноги на ногу. — А если спросить, почему стою, так и сам не отвечу. Ну, верно, на дороге сидит чёрная кошка. Даже, кажется, сибирская. Во всяком случае, лохматая… Ну, и чёрт с ней — пусть сидит в своё удовольствие! А моё какое дело? Может, ей нравится тут сидеть. Подумаешь, какой зверь выискался! Подойти к ней, она и убежит. Хвостом вильнёт — и нет её. Только и всего!»
Виктор хотел шагнуть вперёд, а почему-то пошёл назад. При этом ему вспомнилось, как кто-то когда-то говорил, что страшна не кошка, а её след. Кто говорил, когда говорил, Виктор не помнил. Не то бабушка Марина, не то тётка Акулина. Но он явственно помнил одно: если кошка перебежала дорогу, не иди по этой дороге, а дождись, пока по ней пройдёт кто-либо другой. Иначе не будет удачи.
«Это, конечно, брехня, сказка, предрассудок, — пытался утешить себя Виктор, но какой-то внутренний голос противоречил — А может, и не брехня! Всяко может быть, Ведь иду не куда-нибудь, а делать предложение! Кто её знает. Чтоб неудачи не было, уж лучше обожду. Пусть кто-то другой переступит через кошкин след. Спокойней будет».
Он посмотрел в оба конца улицы. Но ввиду позднего времени не было видно ни души. А кошка всё сидела в той же позе. Изредка она посматривала на обескураженного Виктора, и тогда её глаза светились, как два зелёных светофора.
— У, чтоб ты сдохла! — крикнул выведенный из терпения Виктор. — Издеваться надо мной вздумала? Дура! Самая настоящая дура лупоглазая! И хозяева твои — дураки беспросветные! Оштрафовать бы всех этих кошковладельцев рублей по тысяче, так они, может, поумнели бы! Ишь, какую пакость развели! Да и милиция тоже хороша! Куда только смотрит!.. А ты всё сидишь, скотина? У, подлая! Так, кажется, и разорвал бы тебя на клочья… Нахалка!.. Запустить в тебя чем-нибудь, что ли?
Он походил по тротуару, потом по мостовой, но ничего подходящего не нашёл. Днём стояла весенняя оттепель, к вечеру ударил мороз, и улица покрылась плотной обледенелой коркой. Даже льдышку без лома добыть было невозможно.
Наконец он увидел, что с крыши домика свисает порядочная сосулька.
— Сейчас ты у меня узнаешь, как перебегать чужую дорогу! — ворчал Виктор, отламывая сосульку, — Я тебе покажу, как издеваться над людьми! Ты у меня навсегда перестанешь бегать там, где не положено!
Он прицелился, размахнулся и что есть силы запустил в кошку сосулькой. Удар, судя по жалобному мяуканью, достиг цели. Кошка, сильно хромая, скрылась в подворотне.
— Ну вот и всё! — сказал Виктор, сдвигая на затылок шляпу и вытирая вспотевший лоб, — А то, действительно, можно подумать, что сильнее кошки зверя нет. Всё! Убежала. Только… только дальше-то всё равно нельзя идти. Кошкин след пока ещё никто не перешёл. Ах, чёрт возьми, как же быть?..
Потеряв всякую надежду попасть к Гале обычным путём, Виктор пошёл не по тротуару, а соседними дворами, перемахнув при этом через три забора. Вскоре, обобрав с себя прошлогодние репьи, он стоял в квартире Гали и, виновато улыбаясь, усиленно тряс руку галиной маме.
— Уж вы, Евдокия Дмитриевна, извините, что задержался, — говорил он, посматривая то на Галю, то на её маму. — Понимаете, одно неприятное обстоятельство…