Дама онемела от возмущения, а Даг торопливо передвинул ногой горшок с фикусом, загородив их столик от назойливой собеседницы. Элис вздохнула. Кэти принесла омлет и кофе, грустно улыбнулась в ответ на горячую благодарность Дага и отправилась за термосом. Даг покосился на свою спутницу, с аппетитом уплетавшую пышный омлет.
— Элис Джексон, с тобой одни неприятности. Зачем ты будишь лихо?
— Ненавижу таких, как эта тетка. Самодовольные, наглые — эти люди полагают, что официантка это нечто вроде столового прибора, прилагающегося к еде.
— Так переживаешь за официанток? Не волнуйся, большинство умеет за себя постоять.
— Ты уверен? Может, это большинство просто лучше владеет собой, а в душе все равно переживает?
— Ты так говоришь, как будто знакома с внутренним миром официанток.
— А что, непохоже?
— Честно? Нет.
— Очередной промах, мистер Брауни. Я работала официанткой, и не один раз. Когда только приехала в Лос-Анджелес, потом уже в Сент-Поле.
— Надо было заниматься бижутерией.
— Официанток на свете тьма, а дизайнеров украшений — мало. Я пряталась…
— Я имел в виду Лос-Анджелес.
— Ну тогда я еще только училась. К тому же мне очень нужны были деньги. Большие деньги. Микки… словом, зарплаты официантки мне было мало.
— Кто у нас Микки?
Элис грустно покачала головой.
— Уже никто, к сожалению. Не хочу об этом говорить. Ешь омлет, очень вкусно. А если еще и намазать джем на тост…
— Прямо поражаюсь, как много ты ешь. Я думал, в наши дни молодые девицы уже разучились жевать за ненадобностью. Минеральная вода и листик салата — в Голливуде ведь так питаются? Кстати, а ты не пробовала пойти в актрисы? У тебя вполне подходящая внешность.
— Думаю, актрисе нужен еще и талант, нет? Я очень зажатая. Стесняюсь камеры.
— Значит, все-таки пробовала?
— Не в кино. Клифф выпустил рекламный буклет «Маджестика», все девочки там снялись. Со мной было много проблем. Если бы не Сэнди, фотограф меня, наверное, задушил бы…
Даг почувствовал себя так, словно ему за шиворот неожиданно вылили холодной воды. Только-только он начал привыкать к Элис Джексон… Упоминание о Сэнди всколыхнуло прежнюю боль. Кстати, тот буклет он видел. Собственно, из него и узнал, как выглядит та самая Элис Джексон, которая ни слова не сказала полицейским о последнем вечере жизни Сэнди Милверер…
Даг отпил кофе и спокойно поинтересовался:
— Сэнди — это кто? Твоя подружка?
Элис вздохнула.
— Ты ухитряешься второй раз задать вопрос, на который мне не хочется отвечать. Да, Сэнди была моей подругой, а потом… погибла.
— Вот как? Несчастный случай?
— Не хочу говорить.
Даг едва сдерживался, чтобы не начать задавать прямые вопросы, но в этот момент толстуха за соседним столиком разошлась не на шутку, требуя управляющего. Остальные посетители стали с любопытством поглядывать в их сторону, и Даг забеспокоился.
— Мне это все не нравится, доедай скорее и пошли отсюда.
— Мы поедем или переночуем в городе?
— Думаю, переночуем в мотеле. Пабло подсказал мне адресок.
— Ой, как хорошо! Ужасно хочется принять душ. У меня такое ощущение, что мы в дороге уже месяц.
— Чего же ты хотела? Мы проехали почти семьсот миль — в обычной жизни тебе понадобился бы на это как раз месяц. С завтрашнего утра начинаем рулить посменно. Три часа ты, три часа я. Могу даже четыре.
— Нет уж, давай поровну.
Они оставили Кэти щедрые чаевые и торопливо покинули ресторанчик, оставив позади себя разгорающееся сражение между толстой дамой в меховой куртке и флегматичным менеджером.
Следуя указаниям Пабло, Даг ехал по главной улице Рексвилля, но внезапно из-за поворота вылетел маленький «жучок» нахально-оранжевого цвета. Даг со всей силы ударил по тормозам, Элис с размаху тюкнулась лбом в стекло, фургон пошел юзом… Потом Даг торопливо посмотрел на Элис.
— Ты в порядке?
— Шишка будет. Ох!
— Да чтоб этому…
Далее Даг Брауни в весьма энергичной форме употребил выражения, которые ни в коем случае нельзя употреблять в присутствии женщин. Элис даже про шишку забыла, в восхищении уставившись на своего телохранителя.
В следующий момент в стекло со стороны Дага постучали. Даг и Элис дружно повернули головы.
Маленькая, кругленькая, очень сердитая негритянка в лыжных штанах, бесформенной куртке и красной бейсболке подбоченившись стояла возле Ласточки и грозно хмурила брови. Ей было лет семьдесят… хотя, возможно, и восемьдесят. Волосы у нее были белыми как снег, но кожа на лице гладкая, а сверкавшие яростным огнем глазки вообще могли принадлежать тридцатилетней…