4. Я долго стоял, глядя на это изваяние, дивясь, недоумевая и возмущаясь. Тогда один кельт, стоявший рядом со мной, не чуждый, как обнаружилось, эллинской образованности, — один из местных философов, я полагаю, — обратился ко мне на безукоризненном греческом языке и сказал: "Я разрешу тебе загадку этого изображения, чужестранец. Я вижу по тебе, что ты совершенно сбит с толку. Мы, кельты, в отличие от вас, эллинов, не думаем, что Слово — это Гермес, но Гераклу его уподобляем, так как последний гораздо сильнее Гермеса. Не дивись и тому, что бог изображен стариком: ведь одно только Слово имеет склонность в старости как раз являть совершенный расцвет, — если, конечно, не лгут ваши поэты, говоря, что
…в сердце у юноши ветер гуляет,старик же
Всегда найдет слова мудрее, чем юнец.Так точно и у вашего Нестора течет мед из уст, и троянские старцы рассыпают лилейные цветы красноречия: насколько я помню, поэт называет лилиями цветы.
5. Таким образом, если этот старик, Геракл — Слово, увлекает людей, за уши привязанных к его языку, — то и в этом ты не найдешь ничего странного, зная близкое родство ушей с языком. И ничуть это не оскорбительно для бога, что язык у него просверлен. Вот, я припоминаю ямбы одной из ваших комедий, которые тоже мне знакомы:
…да, да: всегда У болтунов просверлен кончик языка.6. Вообще мы полагаем, что и сам Геракл, бывший человеком мудрым, при помощи слова совершил все свои деяния и побеждал большей частью силой убеждения. Например, стрелы его — это, по-моему, острые слова, меткие, быстрые, пронзающие сердце: недаром и вы утверждаете, что слова — "крылаты".
7. Так говорил этот кельт. И вот, когда я по случаю нынешнего моего выступления здесь, перед вами, спрашивал самого себя: прилично ли будет мне, человеку уже таких почтенных лет, давно переставшему говорить перед слушателями, снова отдавать свои речи на голосование столь многочисленного судилища, мне как раз пришло на память это изваяние. Я очень боялся, что, пожалуй, кому-нибудь из вас мой поступок покажется мальчишеским, не по возрасту легкомысленным, и что после него какой-нибудь начитанный в Гомере юноша выбранит меня, сказавши:
Сила твоя сокрушилась, теснит тебя тяжкая старость, На ноги слаб твой слуга, и медлительны сделались кони,— насмешливо намекая последним стихом на мои ноги. Но, как вспомню о моем старике — Геракле, чувствую себя способным все сделать и не стыжусь отважиться на столь великий подвиг, ровесником будучи тому изваянию.
8. Итак, прощайте, и сила, и быстрота ног, красота и все, чем мило нам тело! И Эрос, твой Эрос, теосский певец, поглядев на меня, на мою бороду проседью, пусть улетает прочь, взмахнув золотыми отливами крыльев, — я отвечу: "Что до того Гиппоклиду?"
Но в слове разумном теперь мне было бы самое время стать вновь молодым и зацвести, и заколоситься, и увлекать как можно больше людей за собой, накинув им цепочки на уши, не скупиться на стрелы, ибо опасности нет, что ненароком опустеет колчан мой.
Видите, как я уговариваю себя не огорчаться моими годами, моей старостью. И поэтому отважился ныне спустить на воду давно уже стоявшее на суше суденышко, оснастив его, насколько позволили средства, и снова выйти в открытое море.
Будьте же и вы благосклонны, о боги, и наполните парус, ибо сейчас всего больше нуждаемся мы в крепком, попутном и дружеском ветре, чтобы о нас, если достойны того окажемся, кто-нибудь сказал словами Гомера:
Вот так бедра — глядите — старик под лохмотьями прятал!ГАЛЬЦИОНА, ИЛИ О ПРЕВРАЩЕНИИ
Перевод Н. П. Баранова
1. Херефонт. Чья это песнь к нам, Сократ, доносится? Издалека, с морских берегов, вот с того высокого мыса? Как приятна она для слуха! Что за существо издает эти звуки? Безгласны обычно обитатели водных раздолий.