8. Менекрат. Но каким же образом, Мусоний, его соперники на состязаниях оказываются побежденными? Наверно, умышленно, прибегая к хитрости?
Мусоний. Да, к хитрости, как те, кто в борьбе поддается противнику. Однако припомни, что случилось с трагическим актером, погибшим на истмийских играх. Ибо и хитрость не безопасна, когда хитрец чересчур перехитрит.
Менекрат. Но что же случилось с ним, Мусоний? Ни единого слова я об этом происшествии не слыхал.
Мусоний. Так послушай: это — невероятная история, и однако она разыгралась на глазах у эллинов.
9. По существующему обычаю, ни комедия, ни трагедия не входят в состязания на Истме, но Нерон решил одержать победу в трагедии. Множество участников собралось на это состязание, и среди них Эпирот, с великолепным голосом, пользовавшийся большой известностью и вызывавший всеобщий восторг необыкновенным блеском своих выступлений. Он сделал вид, что жаждет получить венок и не уступит Нерону, если тот не даст ему предварительно десять талантов за победу. Нерон рассвирепел и впал в бешенство, ибо слышал его пение за сценой и во время состязания. Когда эллины громкими криками стали выражать Эпироту восхищение, Нерон послал своего секретаря, приказывая, чтобы артист уступил ему победу. Тот в ответ заставил голос свой звучать еще мощнее, всенародно решаясь спорить с императором. Тогда Нерон выслал на подмостки своих актеров, как будто им надлежало принять участие в действии. Устремив вперед, как кинжалы, треугольные письменные таблички слоновой кости, они прижали Эпирота к ближайшей колонне и перерубили ему горло ударами острых треугольных табличек.
10. Менекрат. И неужели Нерон оказался победителем в трагедии, совершив на глазах у эллинов такое отвратительное преступление?
Мусоний. Детские шутки это для того, кто еще юношей убил свою мать! И если Нерон убил этого трагического актера, пресекши вместе с горлом его голос, то что же тут удивительного? Ведь и расщелину пифийской скалы, из которой слышался голос оракула, Нерон стремился заградить, чтобы даже Аполлонов голос умолк, хотя пифиец включил его в число Орестов и Алкмеонов, которым матереубийство принесло даже громадную славу, поскольку они мстили за отцов. Нерон, однако, ничего не мог сказать, что он за кого-нибудь мстил, и считал, что бог насмехается над ним, хотя слова его звучали мягче, чем истина.
11. Но что это за корабль, пока мы говорили, приблизился к берегу? Как видно, он привез какую-то добрую весть. Моряки — с венками на головах, словно хор, вещающий благое, и один, стоящий на носу корабля, протягивает руку и призывает нас быть бодрыми и радостными. Он кричит… если слух меня не обманывает, — он кричит, что Нерона — не существует более!
Менекрат. Да, он об этом кричит, Мусоний! И все отчетливей, чем ближе к берегу. Хвала вам, боги! Мусоний. Не будем проклинать Нерона. Говорят, над павшими глумиться не следует.
ПРО ДИОНИСА
Перевод Н. П. Баранова
1. Когда Дионис повел свое войско против индусов (почему бы и мне, в самом деле, миф не рассказать вам вакхический), говорят, с таким пренебрежением на первых порах встретили бога тамошние жители, что смеялись над наступлением и, пожалуй, даже жалели храбреца, который немедленно, конечно, будет растоптан слонами, если вздумает оказать им сопротивление. И не удивительно, по-моему: от лазутчиков жители слышали о войске Диониса странные сообщения: его боевые силы целиком-де состоят из женщин, потерявших рассудок и охваченных буйным помешательством. Эти женщины увенчаны плющом, одеты в оленьи шкуры, в руках у них небольшие копья, без железных наконечников, сплетенные из плюща, и какие-то легкие маленькие щиты, издающие гул, едва только к ним прикоснешься (за щиты они принимали бубны); кроме того в этом войске, говорили, имеются в небольшом числе какие-то голые деревенские парни, отплясывающие весьма неприличную пляску, хвостатые и с прорезывающимися рожками, как у только что появившихся на свет козлят.
2. А сам военачальник едет на колеснице, запряженной леопардами, совершенно безбородый, не имея даже признака пушка на щеках, рогатый, виноградными гроздьями увенчанный, повязкой по кудрям повитый, в пурпурном плаще и в золотых сандалиях. У полководца два помощника. Один приземистый старик, несколько тучный, пузатый, курносый, с большими торчащими кверху ушами, с неверной походкой, опирающийся на дроковую трость и почти все время верхом на осле разъезжающий. Помощник тоже в плаще шафранного цвета и, по-видимому, как военачальник, пользуется чрезвычайным доверием верховного вождя. Второй — чудовищный человек, снизу он похож на козла, с косматыми бедрами, с рогами на голове, длиннобородый, гневный и страстный; в левой руке у него — пастушья свирель, а в правой — поднятая кверху кривая палка; в таком виде он прыжками носится по всему лагерю, женщины боятся его, встряхивают при его приближении летящими по ветру волосами и кричат: "эв-ое! эв-ое!" — по-видимому, призывая этим своего властелина. Женщины уже расхитили мелкий скот, ягнята растерзаны живьем, так как они пожирают мясо сырым.
3. Такие получая вести, жители Индии, во главе с царем, смеялись, разумеется, и даже войско собирать и двигать навстречу наступлению не считали нужным, и самое большее намеревались выслать против войска женщин, если враги подойдут ближе. Жителям Индии одерживать победу казалось стыдно: убивать обезумевших женщин, вождя в женской повязке, маленького пьяного старика и того, второго, полувоина, и голых плясунов — весь этот смешной сброд. Но когда пришли вести, что бог огнем уже опустошает страну и города вместе с жителями выжигает, что леса горят, что скоро вся Индия будет одним сплошным пожаром, — ибо оружие Диониса — огонь, от отца им воспринятое, от его перуна, — тут уже все поспешно схватились за оружие, слонов оседлали и взнуздали, башни на них боевые поставили и выступили навстречу врагу, все еще насмехаясь над ним, но уже испытывая гнев, спеша в порошок стереть вместе со всем войском этого безбородого воителя.
4. Когда войска сошлись ближе и увидали друг друга, то индийцы поставили слонов впереди и двинули фалангу на неприятеля. Дионис же сам повел в бой середину своих сил, поручив начальство над правым крылом Силену, а над левым — Пану. Во главе отдельных отрядов и отделений были поставлены сатиры. Общим боевым кличем было "эв-ое!". Тотчас загудели тимпаны, а кимвалы подали знак к бою. Один из сатиров, схватив рог, затрубил пронзительно, осел Силена воинственно взревел, менады завыли и прыжками ринулись вперед, опоясавшись змеями и обнажив железные наконечники тирсов. Индийцы же и слоны немедленно повернули обратно и в полном беспорядке бросились бежать, не дождавшись даже, пока сойдутся с врагом на расстояние пущенной стрелы. И кончилось дело тем, что индийцы оказались побежденными, были схвачены и уведены в плен теми, над кем до сих пор смеялись, на деле уразумев, что не следует по первым слухам проникаться презрением к незнакомому врагу.
5. "Но, ради Диониса, скажи, к чему нам твой Дионис?" — спросят, пожалуй, меня. А к тому, отвечу я, что, по-моему… — но будьте милостивы, во имя Харит, не предполагайте, будто я потерял рассудок или совершенно пьян, если мои дела уподобляю божественным! Люди очень часто перед новыми для них речами, — вот и перед моими, например, — оказываются в положении, напоминающем моих индийцев: слушатели думают, что они всегда услышат какие-нибудь насмешливые и шутливые и вообще очень забавные речи, и уверены в этом, — не знаю, какое создав себе о нас мнение. Одни поэтому вовсе не приходят, считая совершенно ненужным утруждать свой слух распевающими менадами и прыгающими сатирами и спускаться ради этого со своих слонов. Другие, явившись в надежде послушать нечто в указанном роде и обнаружив вместо плюща железное острие, не решаются и при таком повороте дела выразить свое одобрение, приведенные в смятение неожиданным открытием. Но я смело заявляю: если и сейчас, как когда-то раньше, угодно вам будет присутствовать при наших таинствах, если пришедшие старинные сотрапезники припомнят наши общие веселые песни былых времен и не станут презирать сатиров и силенов, но начнут пить из этого кубка вдосталь, — они и сами преисполнятся Дионисом и не раз вместе с нами воскликнут: "эв-ое!"