— До каких же пор эту шкуру терпеть будем?
Нависли тучи и над отцом Сидором. Тревога нарастала. Отец Сидор хватался за Лукию, как утопающий за соломинку. Может, хотя бы эта богом наказанная девушка поможет укрепить влияние священника. Смотрите на нее, православные! Вот оно перед вами, грозное божеское предостережение!
Стараясь унизить и заклеймить Лукию, поп руководствовался еще одним тайным соображением. Отец Сидор опасался, как бы Лукия не донесла об исповеди, на которой он у нее выведал про Лаврина. Знал священник, что теперь не милуют разоблаченных прислужников царской тайной полиции. Но опасность пришла совсем с другой стороны. Как раз на «вторую пречистую, когда комара взяла нечистая», как говорила старуха Федора, в Водное приехал Лука Тихонович. С ним, как и всегда, была двустволка в чехле и лягавый пес Исидор.
Надо сказать, что в припадке тоски Лукия рассказала старухе Федоре то, что таила в своем сердце. Старуха Федора изменилась в лице, ужаснулась.
— Замолчи! Не верю! Дьявол тебя искушает! Чтобы батюшка предал Лаврина? Перекрестись, грешница! Тайна исповеди нерушима! Не верю!
Старушка действительно не верила, но глубокие морщины все же собрались у нее на лбу, и тяжелая дума залегла в запавших старческих глазах. Слова Лукии она передала Луке Тихоновичу. Тот даже побледнел, немедленно нашел Лукию, долго о чем-то с ней разговаривал. Старуха Федора догадывалась — про исповедь, вероятно, про Лаврина... Но не мог этого сделать батюшка, не мог...
Однако у Луки Тихоновича было на сей счет другое мнение. Недаром по селу распространился слух о преступлении отца Сидора. Носюра своими ушами слышал, как Лука Тихонович рассказывал Чобитку и другим крестьянам из бедняков, как поп выдал Лаврина Строкатого. Богач встревожился. Ведь его родной брат проводил казаков в лес к охотничьей лачуге. Кондрат Носюра немедленно отправился к отцу Сидору. Он увидел его на голубятне с длинным шестом. Отец Сидор гонял своих прекрасных турманов.
— Бог в помощь! — едва улыбнувшись в бороду, поздоровался Носюра. — Слезайте, отец Сидор. С одной вашей голубкой случилась неприятность.
Поп, должно быть, сразу же смекнул, о какой голубке идет речь, Носюре видно было, как быстро он захлопал глазами, как с видом глубоко оскорбленного человека положил жердину, слез но лестнице с голубятни.
— Лукия? — шепнул на ухо, хотя вокруг не было никого.
Носюра кивнул головой:
— Она. Доктор, тот, что на козлиных ножках... Про Лаврина рассказывал людям...
Отец Сидор побледнел, затем покраснел, словно только что получил увесистую оплеуху. Рука невольно потянулась к черной бороде, пальцы начали ее мять и покручивать. Посмотрел Носюре в глаза и, отпрянув назад, быстро перекрестился. Потом осторожно прикоснулся к рукаву Носюры и пригласил:
— Зайдемте в дом.
Как-то так случилось, что почти одновременно вспомнили о родном брате Кондрата Носюры Сергее. О том самом, который проводил когда-то казаков к охотничьей лачуге в лесу, где скрывался Лаврин. Вспомнили и молча посмотрели друг на друга.
— Да... Человечек. Матрос, а не доктор. Агитацию такую распустил, что только держись. Что вы по этому поводу скажете?
— Согласится ли? — не отвечая на вопрос, произнес отец Сидор, думая о Сергее Носюре.
— След-то как скрыть? — спросил Кондрат.
Они перебрасывались одними вопросами, говорили одними лишь намеками, но прекрасно понимали друг друга.
— Каждый ли день на охоту ходит? — почесал затылок Носюра.
Отец Сидор схватил Носюру за руку:
— Надо действовать, во славу божью. И как можно скорее. Сейчас же идите к брату. Он человек горячий, отчаянный. Объясните ему, что в случае чего до него первого доберутся. Он же повел казаков в лес, указывая им дорогу к охотничьей лачуге.
— Пойду, — встал Носюра.
— Все следы скроет трясина, — почему-то перекрестился священник.
Кондрат кивнул головой. Они попрощались, стараясь не смотреть друг другу в глаза. На пороге Кондрат Носюра оглянулся со странной усмешкой:
— Грех пополам, батюшка...— И стукнул за собой дверью.
Камыш шумел желтыми метелками. Под этот шум, однообразный и грустный, как одиночество, дремали жирные утки, запрятав под крыло голову. Исидор чуял дичь, он легко вздрагивал от головы до кончика вытянутого хвоста. Лука Тихонович успокаивал пса. Ружье висело за спиной, ягдташ был полон. Пора возвращаться домой.