— В золото превращается то, что сказочное, рождено сказочным или сказочным сделано. Ткань волшебная, она и стала золотой. А ветровка твоя из обычной ткани. Вот с ней ничего и не случилось. Не дергайся, я сейчас возьму из сумки воду для Волка. Не бойся, превращает только сама рука, ладонь и пальцы. Локоть для меня безопасен. — Птица легко проявила сумку, вынула оттуда флаконы с водой, и уже через несколько минут Волк был совершенно здоров, правда очень зол.
— Заканчивай звереть! Наину ты уже не догонишь! — здраво рассуждала Жаруся, легко подхватив Катерину за ткань ветровки на плечах. Хорошего настроения Волку это не прибавило.
— Давай её мне на спину, — скомандовал он.
— Нет! Нет, Волчок! Я не могу! А вдруг я случайно тебя трону? — Катя как представила, сразу начала плакать. Волк этого уж совсем не переносил, поэтому сам чуть не завыл.
В Дуб Катерина войти отказалась наотрез! — Он же весь волшебный! Весь! От корешка до листика! Я трону что-то обязательно, и всё?
Баюн, сообразив, что что-то случилось, вылетел из окна пулей. За ним появился Степан, уже не полосатый, и воспользовавшись дверью, а за ним и Сивка.
— О, блин! Круто! Это как тот царь, как там его? На мидии имя похоже было… — Степан честно пытался вспомнить, как звали царя Мидаса, опрометчиво выпросившего себе дар всё превращать в золото.
— Баран ты Степан! Ни капли не круто! — рассердилась уставшая и голодная Катерина, которая всё равно не собиралась идти в Дуб.
Кот, выслушавший всю историю, полез на Дуб, долго шуршал, а потом спустился со сломанной и уже привядшей веткой с дубовыми листочками.
— Тронь её! — он подал ветку Кате.
— Положи на землю! И я возьму. — Катерина не собиралась рисковать, и как только её пальцы коснулись поверхности ветки, та сразу превратилась в сияющее золото. Каждая прожилка на дубовых листьях, каждая чешуйка коры, сияла и переливалась, как будто её создал самый талантливый ювелир на земле!
— Да! Это золотое касание. Какое счастье, что всего на месяц! Хотя, конечно, надо подумать, как лучше тебя устроить!
— Да что тут думать? — удивился молчун-Сивка. — Сказано же было в заклинании касания, что оно работает, если Катя прикоснется рукой!
— И что? — начал злиться Кот.
— Да просто если она станет лебедем, то и рук у неё не будет. А про крылья никто ничего и не говорил! — пояснил Сивка, удивленный, почему такая простая вещь не пришла никому в голову!
— Друг мой! Ты — гений! — важно заявил Кот. — Заявляю с полной ответственностью!
— Я присоединяюсь! — Волк низко склонил голову. — Катюша оборачивайся!
Катерина закрыла глаза и уже через секунду, внимательно осмотрев белые перья и не найдя среди них никакого золотого блеска, с облегчением вздохнула, но всё равно, попросила Жарусю принести ей ещё веточку с Дуба, для проверки. Она потрогала новую ветку и крыльями и лапками и клювом, на всякий случай, и наконец, выдохнув с облегчением, поплелась в дуб. Золотые ветки подобрал Степан, и восхищенно их оглядывая, принялся обдумывать план, как бы уговорить Катерину сделать золотыми побольше предметов, разумеется, неодушевленных!
В Дубе она устроилась на полу среди котовых подушек и тут же уснула, неловко склонившись на бок.
— Вот намучилась! — Кот приволок огромное мягкое одеяло и уложил вокруг Катерины, на манер гнезда. — Как же хорошо, что она такой подарочек не взяла. Однако, просто умница!
— Да, так и сказала «задаром получила, задаром отдаю»! — кивнула головой Жаруся. — Подумать страшно, чтобы было, если бы она взяла чашу!
Катерина слышала их голоса сквозь сон, и хотела спросить, почему, и что было бы так страшно, но Баюн замурлыкал рядом, и Катя уснула крепко и не слышала уже ничего.
Глава 7. Чаша в сокровищнице
— Это кошмар какой-то! — Катерина злилась. Она ещё ни разу не оставалась птицей надолго и не осознавала, какое это счастье, быть именно человеком! Даже в Озерном краю, она хоть и долго была лебедушкой, но становилась человеком, как только уставала в птичьем оперении. — Взять ничего не возьмешь, только клювом, шея во сне затекает. Нет, наверное, нормальные лебеди знают, как её складывать надо, но это так неудобно! Еда опять же! Хочется просто бутерброд с сыром или куриную ножку! А есть удается только салат! Трава или водоросли вообще гадость!
— Бедненькая! — посочувствовал Степан, который как раз и ел эту самую куриную ножку. Он покосился на салат, который перебирала клювом Катя и осознал, что шипение лебедушки-Катерины над плошкой с зеленым месивом, и её раздраженные взгляды на стол, ломящийся от угощений, наверное, от того, что ей салатик надоел, и вообще всё как-то неудобно. — Да, я бы тоже от зелени плевался бы на второй день! А ты её уже четвертый лопаешь! — он осмотрел куда бы повкуснее укусить ножку, и с набитым ртом продолжил Кате сочувствовать.