Артём вяло ворочал ложкой в тарелке. Soup a l'oignon! Со вкусом луковой икры из какой-нибудь вшивой "Семёрочки". Настроение было супу подстать, таким же мерзким.
Артём откинулся на плетёную спинку и тоскливо огляделся. Народа в "Тенях" было мало, но троица, однозначно - американцев, сидевших у стеклянной стены, аккурат на фоне опостылевшего Эйфеля, выбешивала до изжоги. Педики крашеные... Мля... Американы скалились и угощали друг друга с ложечек каким-то шоколадным десертом. Словно мухи дерьмом... Аж затошнило!
К тому же тут, под индустриальной сеткой стальных балок он сам чувствовал себя мухой, на которую сейчас и рухнет эта паутина. И придёт паук. Паучище...
Артём полез в карман за сигаретами и плюнул. Ну да, ну да, нельзя же! Он поиграл желваками.
Инга о чём-то без умолку щебетала, разделываясь с лососем. Хор-роший аппетит у девочки! Не то что дома - трава и ЗОЖ... Да. Аппетит и фигурка... И более ничего, как оказалось... В потоке сознания привычно выделялись: "такая сумочка!", "нахал, не хотел открыть!", "Коко Мадемуазель", "евро", "евро", "евро"...
Артём, приподняв бровь, всмотрелся в кукольное личико в обрамлении иссиня-чёрных волос. Брюнетка. Натуральная ведь. И, контрастом - глаза. Изумительного, серебряного цвета. Вот на них он и повёлся тогда. Больное место у него было - красивые женские глаза...
Он закусил губу.
- Эй, халдей!.. Гарсон, твоюмать!
Привычно заинтересованный подскок.
- Что угодно месье?
- Водки!
- Увы, месье, не держим.
- Тьфу!
- Могу предложить "Шатенюф Дю Пап" две тысячи шестнадцатого. Исключительный букет из Роны...
День испортился окончательно. Надо было пойти в место попривычнее, в ту же "Русскую столовку". Так нет же! "Кухня", мля, "какой вид!". Конечно, по первости-то ей... Кукла, она и есть кукла...
Официант всё ещё нависал над плечом.
- Свободен!
Артём прикрыл глаза, и его унесло...
Артём вяло ворочал ложкой в тарелке. Из капустных водорослей он построил остров, вокруг которого теперь плескалось море, щедро сдобренное сметаной. Говяжья косточка торчала из моря, как неведомый риф.
- Что ж ты не ешь, оголец?
Бабушка присела на старый венский стул, отозвавшийся тонким скрипом, и положила на клеёнку морщинистые руки с узловатыми пальцами.
- Аль щи горячи?
Артём набычился.
- Не хочу щи! Хочу ватрушку!
- Э-эх, горе ты моё луковое!
- Ватрушку - буду, щи - нет! - упрямо повторил мальчишка.
- Много тебе родители воли дают, неслух. Вот перестану тебя кормить, будешь знать!
- Я папе расскажу!
- Да мне бы на стол кто в ребячестве такое поставил, я бы в ножки поклонилася...
- Можно подумать, ты голодала!
Бабушка стянула с плеча полотенце и хлёстко стеганула внука по спине.
- Баб, ты чего?! Больно же!
- Ах ты, негодник! Пожил бы ты в моё время, помалкивал бы тогда! "Голодали!". И да, порою голодали! В войну особенно. Тогда и хлеб - даже тот по карточкам получали!
- Это в блокаду, в Ленинграде было!
- Ох, дурак! Ничего вот не знаешь! Везде это было! Всё по карточкам! Если бы не картошка своя, не грибы-ягоды... Крапиву, щавель собирали, кислицу, одуванчики... Только бы ноги не протянуть. Семья у нас тогда знаешь какая была?