День и ночь Родриго Борджиа следовал своей недоступной для понимания других стратегии. На рассвете И августа римляне, находившиеся на площади Святого Петра, увидели, как посыпались кирпичи из замурованного окна, и услышали голос, радостно возвестивший об избрании вице-канцлера Родриго Борджиа, который впредь будет именоваться Александром VI. Во время четвертого голосования он был избран единогласно.
Рассуждение о том, насколько законно было голосование и о степени допущенной ошибки, заведет нас слишком далеко от основного сюжета. Как недавно объяснил Ла Торре, более всего Родриго Борджиа, бесспорно, обязан политической непримиримости двух главных соперников в конклаве. Вне всякого сомнения, он покорил сердца большинства кардиналов щедрыми дарами, и каждый мог проследить за их распределением. Деньги переходили из рук в руки настолько лихорадочно, что банк Спаннокчи, в котором хранилось богатство Борджиа, едва не обанкротился. Как бы то ни было, но описание Инфессурой нагруженных серебром мулов, движущихся из резиденции Родриго к дворцу Асканио Сфорца, может рассматриваться лишь как красочная легенда, но нет никаких сомнений, что симония{1} была. В сущности, весь этот рассказ предпринят только для того, чтобы обозначить прецеденты в жизни Родриго Борджиа.
«Наш предприимчивый папа, – писал 31 августа Джанандреа Боккаччо, посол из Модены, состоящий в переписке с герцогом Феррарским, – уже показывает себя в истинном свете». Эти корреспонденты, хитрые лисы из папской курии, исследуя происходящие события с беспощадностью в силу особенностей характера и жизненного опыта, понимали, чего следует ждать от испанца.
Семейство Борджиа происходило из небольшого городка Хативы, близ Валенсии в Испании. В венах людей, населявших этот город сплошь из белых домов на фоне голубого неба, текла смесь испанской и арабской крови. Борджиа являлись древним родом, который на протяжении веков пополнялся военачальниками и правителями. Они были местными грандами, наблюдавшими со сдержанной благосклонностью за дворами Кастилии и Арагона, энергичными и неугомонными, со столь же крепкими семейными узами, как у израильтян. В тех случаях, когда не находилось достойной пары, чтобы добавить блеска их роду, они обычно сочетались браком внутри своего рода. Но только с того момента, когда по счастливой случайности Алонсо стал папой римским Каликстом III, фортуна стала благосклонной к клану Борджиа. У Алонсо, самого младшего в семье, было четыре сестры. Имея склонность к духовной карьере, он избрал юриспруденцию и проявлял огромный интерес к сложным догматам канонического права – совершенного воплощения логического мышления. Прослушав его проповедь, доминиканец Винченцо Феррера предсказал, что Алонсо ждет большое будущее, и назвал его гордостью семьи и нации. Вероятно, Алонсо воспринял это пророчество как счастливое предзнаменование. Во всяком случае, начиная с этого момента Алонсо Борджиа неуклонно шел только вперед. Он был назначен секретарем арагонского короля Альфонсо и направлен в качестве посла к папе Мартину V. Искусная дипломатия Алонсо оказала огромную услугу папе; Борджиа смог даже убедить антипапу Климента VIII отказаться от посягательств на сан. В награду Алонсо был возведен в сан епископа Валенсии, которая с этого времени сохранялась за семейством Борджиа в качестве наследственной собственности. Благодаря собственным достоинствам и изысканным манерам Алонсо был произведен в кардиналы, и, наконец, 8 апреля 1455 года в возрасте семидесяти семи лет, страдающий от подагры, но по-прежнему неутомимо интригующий, он неожиданно был назначен папой римским, чем весьма был удивлен.
Каликст III был честным человеком, хорошим священником и искренне верил в собственные поступки и намерения, но он так никогда и не смог разобраться в проблемах высокой политики, в которой понимал еще меньше, чем в мире искусства и культуры. Упрямый нрав, непонимание классической литературы в век, безоглядно посвятивший себя латыни и греческому, заставили итальянских гуманистов видеть в Алонсо варвара. Они обвиняли его, и не без причины, что ради получения денег для проведения крестового похода против неверующих было изъято золото и серебро из священных рукописей в Ватикане. Единственным оправданием такого поведения служило чрезвычайно серьезное положение в войне с турками. Турецкий ятаган и любовь к семье действительно всю жизнь были навязчивой идеей Каликста III. Подобно Иннокентию VIII, он поддавался соблазну непотизма и всем тем чувствам сердечной привязанности и сочувствия (в которых он обычно испытывал недостаток) в тот момент, когда имел дело с любым членом своей семьи или чувствовал зов крови. У Алонсо не было детей, поскольку неизвестно, являлся ли он отцом Франческо Борджиа, ставшего впоследствии архиепископом Козенца, но он восполнил их отсутствие сестрами, племянниками, кузенами и другими родственниками, которые, несмотря на ненависть итальянцев, все прибывали и прибывали в Рим. Более других Алонсо любил двух племянников, Педро Луиса и Родриго, сыновей своей сестры Изабеллы, которая была женой Джофре Борджиа, и, следовательно, мальчики приходились ему племянниками и со стороны матери, и со стороны отца.