Появившемуся на свет в апреле 1480 года в Субиако светловолосому ребенку было дано имя Лукреция Борджиа. Место рождения упоминается в «Storia Sublacense» дона Алессандро Туммолини, исследовавшего монастырские архивы и использовавшего рукопись «Memoirs of Stipendiary Cardinals», также упоминаемую другими историками, а ныне утерянную. Нет причин ставить под сомнения свидетельства Туммолини, тем более что, когда он упоминает о рождении Чезаре Борджиа, также случившемся здесь, историк просит прощения у жителей Субиако за тот позор, который навлекло на них рождение подобного чудовища, и не отказывает себе в потоке наивных излияний, дабы показать, что они не несут ответственности за данный исторический факт.
Сердце отца таяло при взгляде на светловолосую, с ласковыми серо-голубыми глазами Лукрецию. Когда Родриго держал девочку на руках, глядя на ее маленькое смеющееся личико, он, должно быть, ощущал себя таким же надежным, как бастион, охраняющий это хрупкое существо. Неизвестно, воспитывалась ли маленькая Лукреция в монастыре, но она, безусловно, любила монастырь доминиканских монахинь Сан Систо на Аппиевой дороге, и можно предположить, что она, по крайней мере, всегда находилась там во время религиозных празднеств. Без сомнения, в стенах монастыря ей привили чувство собственного достоинства, которое должно было уберечь от крушения в те дни, когда она была близка к тому, чтобы сбиться с истинного пути. Безусловно, Лукреция со всей искренностью относилась к религии; известна ее любовь к молитвам, ладану и духовной музыке.
Монастырь служил ей якорем в жизненном круговороте. Для Лукреции он означал не просто возврат к чему-то абстрактному, а возвращение в собственное детство, где она чувствовала защищенность в окружении шелеста нежно звучащих голосов, в мире, лишенном чувственности и сладострастия.
Являясь дочерью могущественного кардинала, Лукреция, по всей видимости, пользовалась большим уважением. Пока она, вероятно, не задумывалась об особенностях своего положения, лишь испытывая удовольствие от имеющихся преимуществ. Она видела женщин при дворе папы Иннокентия VIII, прибывающих и убывающих из Ватикана, почитаемых и уважаемых подобно законным принцессам. Лукреция, конечно, гордилась тем, что принадлежала к семейству, в число предков которого входили папы и которое было настолько связано с делами и выдающимися деятелями церкви, что казалось стоящим выше всех.
Лукреция походила на отца твердой уверенностью в многообещающее будущее. У нее был такой же, как и у отца, срезанный подбородок, но столь изящной формы, что делал ее вечно молодой. Несмотря на все изящество, горячая испанская кровь придавала грациозной и светлоглазой Лукреции здоровый и цветущий вид. Она была образованна, поскольку находилась на воспитании у Адрианы Мила Орсини, племянницы Родриго Борджиа, которая, согласно преданию, слышала зов Каталонии и ощущала себя испанкой. Слушая Адриану, Лукреция воссоздавала в воображении красивую легенду, принимавшую вид ее собственных грез. Подобно знатным женщинам своей эпохи, она изучала гуманитарные науки, но, по всей видимости, предпочитала изучение испанского языка и танцев своей страны. Так что попытки, предпринятые в 1491 году, чтобы выдать ее замуж за молодого испанского дворянина, должны были показаться ей естественным завершением всех этих приготовлений.
Помолвка явилась первым официальным актом в жизни Лукреции. Нотариус Камилло Бенеймбене, который вел все дела Борджиа, 26 февраля 1491 года составил брачное соглашение между дочерью Борджиа и доном Хуаном де Сентелльясом, владельцем Валь д'Ауора в Валенсии. Контракт подписали в Каталонии, и было обещано приданое на общую сумму в 30 тысяч дукатов, частично деньгами, частично украшениями и драгоценными камнями, как дар невесте от отца и братьев. Лукрецию следовало отправить в Валенсию, где по истечении полугода должна была состояться свадьба. Казалось, судьба Лукреции отныне решена и она в скором времени отправится в Испанию. Но не прошло и двух месяцев с момента первого соглашения, как был подписан новый контракт, соединивший обворожительную Лукрецию с пятнадцатилетним доном Гаспаре д'Аверса, графом из Просиды, который тоже был родом из Валенсии. Вероятно, свою роль сыграли амбиции кардинала Родриго.