Новый 1507 год начался так же, как закончился старый — балами, празднествами и подарками. Лукреция послала Изабелле ящики с соленой рыбой и устрицами из лагун Комаккьо. Сама Изабелла заказала себе несколько фунтов засахаренных фруктов, в том числе фирменные феррарские цитроны (cedri) от знаменитого кондитера Лукреции, Винченцо Морелло Наполи. В честь французского командующего Ла Палисса Лукреция дала бал и исполнила на этом балу танец с факелами (il ballo de la torce).
Лукреция снова была беременна, Проспери узнал об этом 3 января от Бароне, которому, в свою очередь, подтвердил этот факт один из священнослужителей Лукреции. Несмотря на печальный опыт — выкидыши и трудные беременности, — герцогиня погрузилась в веселье празднества. Франческо Гонзага приехал 9 января с двумя жизнелюбивыми молодыми кардиналами, братом Сид-жизмондо Гонзага и двоюродным братом Альфонсо — Луиджи Арагонским. Они немедленно посетили Лукрецию и Альфонсо. Большой зал в преддверии карнавала украсили шпалерами и шелками. Энтузиазм Лукреции оказался роковым для ее беременности: в середине января у нее снова случился выкидыш. Альфонсо был взбешен, он возложил всю вину на Лукрецию: «Несчастью этому способствовали несколько причин, — докладывал Проспери. — Долгие часы была она на ногах, разъезжала в тряских экипажах, совершала увеселительные прогулки, ходила по крутым ступеням (из одного длинного помещения она сделала себе два двухуровневых)». Зародыш оказался слишком маленьким, непонятно, какого пола, возможно, было ему шесть недель, — терялся в догадках Проспери. Лукрецию тоже очень расстроила «случившаяся с ней незадача» — третья попытка подарить Эсте наследника. Возможно, она винила себя за то, что потеряла над собой контроль на радостях, оттого что приехал Гонзага. Душевная боль усугублялась тем, что Изабелла в то время снова была на сносях. Вскоре она благополучно родила третьего сына, которому, возможно демонстративно, дала имя Ферранте. Скрытое соперничество между двумя женщинами продолжалось.
Врожденное жизнелюбие Лукреции позволило ей быстро прийти в себя, хотя она все еще не выходила из своих покоев. К началу февраля она пришла в нормальное состояние и приняла участие в уличных маскарадах. И снова по вечерам в ее апартаментах устраивались танцы и концерты. На них бывал Луиджи Арагонский и другие кардиналы, включая Джованни Медичи, будущего папу Льва X. Лукреция в роскошных нарядах блистала на светских приемах. Она побывала на званом ужине у Антонио Костабили, сама дала обед с последовавшими за ним танцами. Сбежав от скучного двора Юлия II, кардиналы каждый день веселились до рассвета, пока не закончился карнавал. К концу февраля Проспери доложил, что маскарады и танцы отставлены, и «теперь мы посещаем проповеди фра Рафаэле да Варезе». Лукреция специально пригласила его в Феррару. Любовь к легкомысленным беседам, танцам и пению не мешала Лукреции быть воистину набожным человеком. К религии герцогиня относилась серьезно. В ее душе нашли отклик призывы фра Рафаэле «умерить тягу дам к показному блеску», запретить одежду из дорогих тканей, косметику (женщины в качестве основы наносили на лицо белый крем, на который накладывали румяна, приготовленные из цветной обожженой глины — майолики). Глубокие декольте также были запрещены. Феррарские дамы взбунтовались, решив, что герцогиня зашла слишком далеко, и потребовали, чтобы им было разрешено поступать по собственному желанию. Лукреции и проповеднику пришлось отступить.
В то время как Лукреция пыталась вместе с монахом приструнить придворных дам, Чезаре Борджиа отправился в последнюю свою кампанию: вместе с шурином, королем Наварры, он выступил против мятежного графа Бомона. 12 марта 1507 года Чезаре был убит из засады возле городка Виана. Нападавшие, прельстившись пышностью доспехов и платья, сорвали их с убитого, а нагое тело оставили на земле истекать кровью. Чезаре исполнилось тридцать лет. Он на два года пережил возрастной рубеж — двадцать восемь лет, который сам себе когда-то назначил, — и умер за три дня до 15 марта, рокового дня своего героя, Юлия Цезаря.
Лукреция узнала о том, что случилось, лишь через шесть недель после его гибели. Верный друг Чезаре, Хуанито Гарсиа, принес эту новость в Феррару 22 апреля. Явился он к Ипполито, а тот, зная, что. как выразился один из корреспондентов Изабеллы, Лукреция «любила своего брата, словно была его матерью», не в силах был объявить ей об этом, а потому делегировал на эту миссию фра Рафаэле. Для Лукреции смерть брата была самым большим горем в жизни, которая и без того отмечена была трагедиями. Она, как говорят, горестно воскликнула: «Чем более стараюсь я угодить Господу, тем сильнее Он испытывает меня…», после чего заперлась в своих покоях «и горевала день и ночь», повторяя имя брата и не в силах скрыть свою боль. Проспери писал: «Мало кто из людей осмеливался выразить ей свои соболезнования из-за ее замкнутого характера». На публике, так же, как и после смерти Александра, она держала себя в руках. 22 апреля Санудо свидетельствовал: «…о смерти герцога Валентинуа сообщил мадонне Лукреции монах Рафаэле, во время поста он выступал там с проповедями. Для нее это был страшный удар, тем не менее она держалась стоически и не позволила себе заплакать». Во времена Ренессанса, как и в Древнем Риме, особенно ценили силу духа. Альфонсо гордился женой и был благодарен Ипполито за проявленный им такт. «Мы безмерно благодарны Вашему Сиятельству за то, как бережно сообщили Вы нашей супруге о судьбе ее брата, герцога, — писал он к Ипполито 27 апреля из лагеря возле Генуи, — нам кажется, что Вы, Ваше Сиятельство, действовали в этом случае в согласии с присущим Вам благоразумием и опытом. Столь же довольны мы тем, что, по Вашим словам. Ее Светлость, наша супруга, стойко приняла этот удар…»