Узнав, что забеременела, Лукреция заранее подготовилась к карнавалу по случаю празднования нового, 1508 года. Большой зал увешали лучшими шпалерами. Люди предвкушали удовольствие, которое принесет им маскарад. Вместе с придворными Лукреция наблюдала из окна за турниром: всадники поражали копьем столб со щитом на перекладине. Вечером в Большом зале устроили бал, затем последовали новые празднества и новые балы. Анджела Борджиа, по слухам, была беременна, однако «сочла необходимым танцевать». Лукреция повела себя на этот раз разумнее и в пляс не пустилась, тем более что Франческо Гонзага на празднике не было. Во время карнавала веселились от души, несмотря на то что священник грозил всем адским огнем. Молодые придворные начали готовиться к большому турниру, назначенному в день святого Матвея, и 13 февраля в Большом зале исполнили эклогу. С накрытого коврами возвышения за представлением наблюдали Альфонсо и Итаюлито, «оба в масках», и Лукреция с дамами. Сочинил эклогу Эрколе Пио, брат Эмилии, одной из героинь «Придворного» Кастильоне. Это был диалог влюбленных, пастуха и пастушки, которые восхваляли великих женщин Старого Завета, античных времен и трех дам, здравствовавших и поныне: Лукрецию. Изабеллу д'Эсте и Елизавету, герцогиню Урбино. За эклогой последовало выступление акробатов, девушки-канатоходки, затем музыканты кардинала играли на лютнях, а певцы пели хвалу «мадонне Борджиа». В жертвенный огонь бросили благовоние, и закончился вечер танцами. Эклоги, заказанные Альфонсо и Лукрециеи, исполнили 8 марта, неуспехом они не пользовались, зато первое представление комедии Ариосто «La Cassria», заказанной Ипполито. Проспери одобрил: «Изысканное и восхитительное представление, одно из лучших, что я когда-либо видел». Гарднер назвал комедию «шумной и беззаботной», двор ее встретил с большим одобрением. Понравились и музыка, и декорации, выполненные придворным художником герцога Пеллегрино да Сан Даниеле. Совместная презентация эклог и комедий символизировала новое единство семьи Эсте после драматичного заговора, а в то же время в глубоких темницах башни Леони проживали свои жизни в полной изоляции и молчании Ферранте и Джулио.
Ну а пока Эсте намерены были наслаждаться карнавалом. Устраивались турниры; часто видели, как Ипполито с приятелем расхаживают в масках и в турецких костюмах из золотой парчи, украшенных аппликациями из шелковых черных цветов. Прикидывали, что костюмы эти стоят никак не меньше 200 дукатов каждый. Маски никого в заблуждение не вводили, комментировал Проспери, ведь кроме этих двоих никто не мог позволить себе такой богатой одежды. Ипполито отреагировал с характерной для него жестокостью на непослушание своего камерария, некого Альфонсо Честателло, которому он приказал не принимать участия в последнем карнавальном вечере. Тот не подготовил должным образом все, что требовалось кардиналу для маскарада, грубо ответил ему на замечание и явился на вечер, где его при всех схватил за волосы Мазино дель Форно. Честателло посадили в тюрьму, а после Ипполито сослал его в Капую на шесть месяцев.
Было отмечено, что в последние дни карнавала Лукреция участия в танцах не принимала: рассказывали, что у нее семимесячная беременность и что она будто бы наняла красивую молодую кормилицу. И Лукреция, и Анджела Борджиа дохаживали последний срок, обе заказали роскошные колыбели и сделали необходимые приготовления. 25 марта Проспери заявил, что роды непременно произойдут. Из палаццо делла Раджоне убрали подальше книги и документы, опасаясь, чтобы они не пропали в суете, когда родится наследник. 29 марта Анджела Борджиа произвела на свет сына, а родов Лукреции ожидали со дня на день. 3 апреля Альфонсо с флотилией выехал в Венецию — улаживать возникшие там недоразумения. Находился он там и 4 апреля, когда Лукреция родила сына. Мальчика назвали Эрколе в честь деда. У ребенка была светлая кожа, он был красивым и здоровым — все это, по свидетельству Проспери, видевшего его, когда младенцу было три недели от роду: «Самый красивый ротик, который мне приходилось видеть, носик немного курносый, а глаза — не слишком темные и не слишком большие».
27 апреля Проспери отправился навестить Лукрецию в ее покоях. Лежа в постели, она беседовала с Ипполито. «Ее Сиятельство чувствует себя очень хорошо. Я слышал, что на Святой неделе она присутствовала в капелле на богослужении. Я также видел ее сына, который показался мне еще более красивым и живым, чем раньше…» Он описал апартаменты Лукреции:
Вчера посетил я покои герцогини… описываю убранство апартаментов. В гостиной — salotto — один огромный ковер покрывает стол и диван; в большой спальне на кровати — покрывало из темно-красного шелка, с вышитыми на нем цветами, оно принадлежало еще Вашей матери [герцогине Элеоноре]. На стенах — от пола и до потолка — красивые шелковые и шерстяные шпалеры, среди изображенных на них сцен — «Суд Соломона». В Каминном зале — Camera de la Stufa Grande — стены затянуты шелком в павильонном стиле [им придана форма тента], ткань прикреплена к позолоченному карнизу по периметру комнаты.