В первой комнате драпировки заказаны герцогиней Элеонорой, в том числе и гардины из алого атласа с гербами Эсте. В комнате герцогини Лукреции, там, где находится она сейчас, драпировка из серебристой ткани с золотой бахромой, гардины в этой комнате из алого бархата с гербами Эсте. В примыкающей к этому помещению комнате устроена детская. Ребенок спит в кроватке, покрытой атласным покрывалом в разноцветную полоску. Стены детской затянуты атласом. Напротив кроватки стоит и колыбель. Она столь великолепна, что я даже не знаю, как ее описать. Представьте себе прямоугольную площадку — шесть футов в длину и пять в ширину. Находится она на небольшом возвышении: к ней ведет ступенька, накрытая белой тканью. Окружают площадку колонны, выполненные в античном стиле. Резная гирлянда соединяет друг с другом четыре архитрава. Все это великолепие позолочено, на колоннах занавеси из белого атласа образуют роскошный балдахин. В центре площадки — колыбель, сплошь позолоченная. Покрывало из золотой парчи, шерстяное одеяльце и льняное белье, украшенное изумительной вышивкой.
В соседних комнатах всегда наготове Беатриче Контрари и акушерка Фрассина, а на полу, рядом с другими шутами, сидит Бароне.
Официальной ролью Эрколе Строцци при переписке с Гонзага было улаживание отношений между Альфонсо и Ипполито. с одной стороны, и Франческо Гонзага — с другой. На оптимистическое послание Эрколе Строцци, датированное 2 января 1508 года, пришел сердитый ответ Франческо Гонзага (14 января), возмущенного тем, что его беглые слуги находят радушный прием в Ферраре. 13 марта он заявил, что под прикрытием дружелюбных протестов оба его деверя не перестают подавать ему повод для новых конфликтов. Исполненные надежд усилия Бенедетто Бруджи и Бернардино Проспери были в равной степени неэффективными. По свидетельству Луцио, отношение Альфонсо к Франческо было таково, что, уезжая в Венецию перед самым рождением сына, он приказал, чтобы Лукреция не оповещала об этом событии маркиза Мантуи.
Как раз перед запретом Альфонсо и появилось первое письмо Зилио. с этого года и началась переписка с использованием псевдонимов. Альфонсо назывался Камилло, Ипполито — Тигрино (намек на его взрывной характер). В соответствии с письмом, датированным 23 марта 1508 года, Франческо (Гвидо), по всей видимости, отправил обратно инкриминирующие письма: Строцци отдал Лукреции ее письмо, а остальные сжег. Часть письма посвящена причине налаживания отношений между Гонзага и братьями Эсте. Поступило предложение, чтобы Гонзага приехал в Феррару и примирился. Из текста ясно, что в этом заинтересована была Лукреция. Гонзага отговорился тем, что болен. Хотя он и страдал от сифилиса, это был предлог, которым он часто пользовался, чтобы избавить себя от неприятностей, и Лукреция, похоже, прекрасно это понимала: «Она выражает Вам сочувствие по поводу болезни, тем более что Ваше недомогание помешало Вам написать и уж тем более приехать сюда. Ваш приезд для нее значит больше, чем 25 тысяч дукатов. Не могу описать Вам ее гнев — так уж хотелось ей Вас увидеть — и разочарование из-за того, что Вы ей не ответили. Очень бы хотелось ей знать причину этого». Строцци советовал ему «примириться» с Альфонсо и Ипполито, даже если они и взяли к себе его слугу (паж, очевидно, бежал из Мантуи и был взят на службу Ипполито). Если же Франческо этого не сделает, «они каждый день — так или иначе — будут искать повода Вас обидеть». Мадонна Барбара поручила ему написать от своего имени, чтобы он (Франческо) последовал совету Строцци: «Никакого вреда Вам от этого не будет, а будет польза, ну а если и пользы не будет, так по крайней мере мадонна Барбара будет довольна. Заверяю, она Вас любит, и ей не нравится, что Вы не слишком тепло к ней относитесь. Впрочем, она довольна тем, что Вы держите все в секрете, и это одно из многих качеств, которые она в Вас ценит». Он еще раз сказал о недоумении Лукреции в связи с тем, что Франческо ей не ответил: «Если Вы согласитесь, то вот Вам повод: сюда едет мой шурин, и с ним Вы можете передать Ваше письмо».
Эрколе Строцци еще раз написал о желании Лукреции увидеть Франческо: «Она говорит. Вы должны сделать все, для того чтобы она с Вами встретилась». Следующее письмо написано было в канун родов Лукреции. Факт этот поразил Луцио, доверенного человека Изабеллы. Гонзага написал мадонне Барбаре, что у него лихорадка. Она просила его сообщить Строцци о своем самочувствии и чтобы он был подружелюбнее. «Каждый день мы говорим о Вас, — писал Строцци, — и умоляем сделать все для примирения с Камилла, потому что, с любой точки зрения, мир лучше ссоры». Альфонсо, сообщил он, накануне уехал Венецию, однако о наказе Камилло своей жене — не сообщать Гонзага о родах — он не упомянул. Лукреция же об этом написала, просила простить и поверить в «доброе ее отношение». Официально Бернардино Проспери был направлен Лукрецией в Мантую, чтобы объявить Изабелле, и только Изабелле, о рождении маленького Эрколе. На следующий день Альфонсо направил из Венеции официальное уведомление Гонзага. Даже Проспери считал более чем странным то, что его не отправили с письмом к Франческо. «Насколько мне известно, все огорчены, что мне не дали такого же письма для высокочтимого маркиза…»