«Герцог с триумфом въехал в город. Жители встречали его восторженно — и всадники, и пешеходы. Дети держали в руках букеты цветов. Стук барабанов, гудение колоколов, гром пушек… Шум был такой, что, как отметил Проспери, «казалось, город рухнет». Альфонсо въехал на площадь и спешился возле собора. Там ждала его Лукреция.
В конце процессии везли раненых и мертвых — тяжкое зрелище. Тело де Фуа отвезли из Болоньи во Францию, а раненые продолжали поступать в город и в последующие дни. Из Равенны, которую беспрепятственно дали разграбить, сообщили, что только благодаря срочным мерам, принятым герцогом, — он повесил несколько гасконцев — женщины и монахини не подверглись насилию.
Среди пленников, под охраной, был Фабрицио Колонна, но с выдающимися итальянскими пленниками в Ферраре обошлись как с гостями: Фабрицио Колонна мог ходить, куда хотел, правда, сопровождали его уроженец Модены, дель Форно, командующий легкой кавалерией, и Ринальдо Ариосто. Кардинала Медичи приглашали на соколиную охоту. По слухам, он якобы говорил, что благодарит Бога затри вещи: во-первых, зато, что исполнил свой долг и не бежал, как вице-король (Кардона) и другие испанцы; во-вторых, за то, что остался в живых; и, в-третьих, за то, что попал в руки герцогу Феррары: Альфонсо обращался с ним не как с пленником, а как с отцом. Менее чем через два года будущий Лев X забудет о благодарности герцогу Феррары.
Лукреция продолжала переписываться с Франческо Гонзага, несмотря на то что официально они находились в противоборствующих лагерях. Строцци в качестве посредника как-то незаметно пропал с горизонта. Заменил его граф Мелина. В январе Лукреция передала через него собственноручно написанное послание: «Напоминаю Вашему Сиятельству, что во мне Вы найдете преданную сестру, желающую Вам здоровья и счастья столь же сильно, как и самой себе. Да избавит нас Господь ото всех этих трудностей и препятствий, тогда снова Вы сможете посещать Феррару. Более всего на свете хочу я увидеть Ваше Сиятельство». Спустя несколько недель, через графа Мелина, она снова передает собственноручно написанное письмо. В нем она благодарит Франческо за то, что тот, несмотря на болезнь, откликнулся на ее послание: «Молю Господа, чтобы поскорее вернул Вам здоровье, я очень этого желаю». Судя по всему, Мелина удостоился полного доверия любовников. В марте она попросила Гонзага помочь Анджеле Борджиа и переслать ее письма французскому послу при императорском дворе. Если почему-либо сделать этого он не сможет, пусть во время беседы с кардиналом-епископом Гуарко (Матье Ланг, любимый министр императора) выскажется в пользу «дела Сассуоло». От имени своей любимицы Анджелы она попросила его переправить письма кардинала Сансеверино императору и Гуарко. Она и сама написала Касола, послу Мантуи при императорском дворе, и обратилась к Гонзага: «Поскольку письма эти имеют большое значение, прошу Ваше Сиятельство, что из любви ко мне Вы возьмете на себя труд и проследите, чтобы они благополучно попали к Касола…» Затем последовали обычные просьбы: она беспокоилась о судьбе пленников и просила освободить одного из них: «Никколо Кантор» был ее певчим. За тех, кто был нужен Альфонсо, Проспери хлопотал перед Изабеллой «из опасения новых разногласий между господином маркизом и господином герцогом…»
Сражение при Равенне спасло Феррару лишь на время. Оказалось, что для французов это — пиррова победа. Они были деморализованы потерей старших своих военачальников, особенно блестящего де Фуа. Им пришлось вернуться, дабы защитить свою страну от короля Испании, который атаковал Наварру, и от английского короля в провинции Гиень. Пришло время Альфонсо мириться с папой, чтобы спасти государство. Однако в Риме Юлий II всякий раз впадал в раж при одном лишь упоминании имени Альфонсо: очень уж он оскорбился, когда узнал о судьбе своей статуи в Болонье. Франческо Гонзага попытался отвлечь его внимание от Феррары и написал Кампосампьеро, чтобы тот убедил понтифика в том, что Феррара и так уже принадлежит ему, а теперь главная его задача — выгнать из Италии французов.
Под давлением Гонзага и его эмиссаров, да еще имея в своем распоряжении юного заложника, двенадцатилетнего сына Гонзага, Федерико (надо сказать, что Юлий очень его любил), 11 июня папа согласился допустить Альфонсо в Рим и принять от него заявление о сдаче города. Безопасность его гарантировал бывший пленник, Фабрицио Колонна (он должен был сопровождать Гонзага в Рим), а также испанский посол. Юлий страшно обрадовался, услышав от Франческо Гонзага, что Альфонсо едет в Рим. Престарелый понтифик соскочил с кровати и босиком, в одной рубашке, запрыгал по комнатам. Он пел и время от времени восклицал: «Юлий!» и «Церковь!». Альфонсо с небольшим сопровождением явился в Рим 4 июля. Юлий послал Федерико Гонзага встретить его, и в город он въехал вместе с Фабрицио Колонна и Джанджордано Орсини, представителями римской аристократии. Папа предложил поселить его в Ватикане, но осторожный Альфонсо предпочел остановиться у арагонского кардинала во дворце Сан-Клементе. 9 июля Альфонсо официально пошел на мировую с папой. В Ватикане по этому случаю состоялась трапеза, которую друг и почитатель Изабеллы, писатель-гуманист Марио Эквикола, сопровождавший герцога, назвал «роскошным ужином со всеми видами фруктов… потрясающими кондитерскими изысками [вероятно, сахарными скульптурами], огромным количеством вин и прекрасной музыкой, исполняемой на виолах». В консистории Альфонсо поцеловал папе туфлю. Понтифик обнял его, однако взаимная подозрительность никуда не ушла, тем более что враги Альфонсо исправно ее подогревали: в этом отличились Альберто Пио да Карпи, ставший послом у императора, и всегда готовый предать кузен герцога — Никколо ди Ринальдо д'Эсте. Этот наушничал папе на родственника (кстати, через три года его казнили в Ферраре как участника заговора против Альфонсо). Понтифик хотел, чтобы Альфонсо освободил братьев, особенно Ферранте. Недавно он контрабандой прислал папе письмо, просил помочь, ему все еще хотелось заполучить Феррару. Такое условие было для Альфонсо неприемлемым, и, опасаясь ловушки, 19 июля он бежал из Рима вместе с Фабрицио Колонна. Они силой прошли ворота Сан-Джованни и поскакали в крепость Колонна в Мартино.