В августе Лукреция вновь чувствовала себя неважно и с 15-го числа на люди не показывалась. Это обстоятельство, не вдаваясь в подробности, Проспери приписал ее обычному заболеванию («il solito male sua»). Лукреция в письме рассказала мужу о сыновьях: Эрколе в то утро, по распоряжению Альфонсо, уехал из Феррары, а Ипполито остался, потому что занемог и не выходил, опасаясь серьезной болезни. Возможно, из-за беспокойства за жену, из-за того, что болезнь мешает ей исполнять государственные обязанности, Альфонсо вернулся в Феррару и окунулся в административную работу. Он разделил обязанности секретарей, занимавшихся международными делами: Опизо да Реми работал над вопросами отношений с Миланом и Францией, а Бонавентура Пистофило — с Римом и Венецией. Герцог сам начал давать аудиенции — «…дай-то, Господи, чтобы он преуспел [в этом] к удовлетворению подданных», — прокомментировал Проспери, и это его замечание, вкупе с другими подобными высказываниями, наводит на мысль, что в администрировании Альфонсо был не слишком силен. Прошла неделя, и он по-прежнему энергично продолжал работать: перед завтраком давал аудиенции, потом вместе с двумя секретарями, Иеронимом Маньянимо и адвокатами рассматривал прошения. По свидетельству Проспери, делал он это с удовольствием, в особенности нравились ему аудиенции. «Ваша матушка, — писал он, — тоже это любила в те благословенные времена». «И, сказать по правде, это настоящее дело для правителя, и подданные очень этим довольны… никто при этом не может оказать слишком большого влияния на Его Сиятельство, все ощущают себя почти равными (курсив С. Б.)». Альфонсо проявлял большую заинтересованность в укреплении обороноспособности Феррары. Каждое утро он ходил в квартал Борго ди Сотто: там рыли рвы и насыпали валы. Валы должны были быть не ниже, а то и выше дворца, самого высокого здания в городе. Стены и башни строили так, чтобы в них можно было установить артиллерийские орудия. «Жалко, — писал Проспери, — что почти все здания в этом квартале ровняют с землей, в том числе и красивый монастырь Сан Сильвестро, основанный еще святым покровителем нашего города». Когда герцог уехал в Комаккьо, Лукреция снова принялась за рассмотрение прошений и каждый день давала аудиенции, пока мужа не было в городе.
В конце ноября Альфонсо отправился ко двору французского короля: ему хотелось вернуть наконец Модену и Реджо. Понтифик обещал передать ему эти два города за 40 тысяч дукатов, которые он [Лев X] заплатил за них императору. Дополнительно Лапа запросил 14 тысяч дукатов (эти деньги, по его словам, он истратил на управление городами). Официально пришли к согласию, и в феврале 1516 года во Флоренции нотариально заверили документы, причем герцога поддержали два короля — Франциск I и Генрих VIII. Альфонсо пообещал выплатить деньги, которые потребовал от него папа. Ничего, однако, из этого не вышло, более того, теперь Лев X задумал женить своего племянника, Лоренцо Медичи, на французской принцессе и отдать ему Феррару. По приглашению Франциска I Альфонсо поспешил в Париж: в декабре, по случаю сближения Англии и Франции, там ожидали прибытия английских послов.
Перед отъездом Альфонсо пригласил придворных и знатных горожан и объявил им: «Я вызвал вас, чтобы доложить: Его Королевское Величество официально пригласил меня к себе. Вот и все, что я хочу сказать, за исключением того, что я вверяю вам свою жену, детей и мое государство (lе cose тiе), и если со мной что-нибудь случится, вам нужно сделать для них то, что вы сделали бы для меня». Альфонсо слыл молчуном, да и сейчас сказал он немного, но тем больший вес имели произнесенные им слова. «Находясь под впечатлением от услышанного, приглашенные на некоторое время онемели, а затем напомнили ему о том, что его народ не раз доказывал, что верит в него, и Его Сиятельство не должен в этом усомниться. На это он ответил, что уедет теперь с легким сердцем, иначе бы не тронулся с места».