По-настоящему его тревожило – если не принимать в расчет распутный образ жизни брата – только одно: слабость отца к этой девчонке, Фарнезе. Какой толк прятать свою семью, если половина Рима знает, что твоя малолетняя невестка – жена племянника – проводит ночи у тебя в постели? Такая привязанность к женщине была непонятна Чезаре, который в восемнадцать лет менял девчонок как перчатки. По его мнению, это было достаточно невинным развлечением, в отличие от охоты, к которой он питал заметную слабость. Впрочем, погоня доставляла ему гораздо больше радости, чем убийство.
Однако он знал, что для отца привязанность всегда была важнее зова плоти. Будучи кардиналом, он мог позволить себе содержать с дюжину куртизанок, но был верен лишь Ваноцце – матери Чезаре. Она была ему скорее женой, чем любовницей, хоть по красоте и подходила на роль последней. Разумеется, отец дарил матери драгоценности и баловал, исполняя ее капризы, но в самых ярких воспоминаниях о детстве Чезаре видел мать в простой домашней одежде на коленях перед большим чаном с горячей водой, а отца сидящим на стуле – он погружал ноги в воду и смеялся, запрокинув голову. Эта женщина в равной степени могла дать облегчение уставшим ногам и удовлетворение набухшему члену. При мысли об этом Чезаре пробила дрожь.
Даже после того, как они разошлись и Родриго забрал детей, его привязанность к ней осталась прежней: Ваноцце не знала недостатка в деньгах и была обеспечена всем необходимым, даже мужем, всегда готовым исполнить супружеский долг. Чезаре не помнил ни одной ссоры между ними, ни одного скандала. Да и кому пошло бы на пользу, если бы она кричала о своих проблемах направо и налево? Напротив, она всегда была обходительна, добродушна, радовалась его нечастым визитам и никогда не требовала, чтобы он не уходил, и поэтому Чезаре было неизменно хорошо в ее компании. Что бы ни говорили многочисленные моралисты, на протяжении многих лет у него была дружная и крепкая семья, которую он любил и в которой любили его.
А потом появилась эта девчонка Фарнезе, и отца понесло. Новости о ее прибытии в Рим достигли даже лектория Пизы: красавица Джулия, способная очаровать кого угодно, девушка из хорошей семьи, которая надеется обеспечить свое будущее через постель. «Неплохая сделка, – думал Чезаре. – Очень скоро ее братец станет кардиналом: еще один голос в пользу Борджиа, к тому же благодетель собственной семьи. И новая династия начнет свой путь к власти».
На другом конце комнаты сидел, неуклюже сложив руки на груди, Микелетто и нетерпеливо покачивал ногой. Он не был льстивым, даже когда лицо ему еще не изуродовали: сладкие речи притупляли инстинкты.
– Клянусь, ты куда нетерпеливее меня, Микелетто, – сказал Чезаре, в насмешку принимая такой же хмурый вид.
Тот лишь помрачнел еще сильнее.
– Я просто думаю, что если бы мы были в Риме…
– Если бы мы были в Риме, то не смогли бы и пукнуть без соглядатаев. Сейчас они угомонятся, а мы спокойно обождем за пределами города, пока все не уляжется. – Чезаре махнул рукой на стопку писем на столе. – В письмах папы говорится, что он уже отправил войска в Перуджу. Они будут там к концу недели.
– Ха! Семье Баглиони это не понравится. Они узнают, что новости идут от вас.
– Именно этого я и хочу.
Когда-то они дружили: юный Чезаре учился в Перудже, а мальчишки Баглиони, его ровесники, всегда были рядом. Уже тогда они походили на банду разбойников – сыновья двух облеченных властью братьев, готовые лезть в драку по малейшему поводу, да и без него. Папский посол в городе вздохнуть не мог от страха чем-то их обидеть. Теперь, когда братья подросли, а доходов семьи нет, они готовы были драться и за меньшую власть. И не собирались ни перед чем останавливаться.
– Это не их город. Нечего им там хозяйничать, как в своей вотчине. Так и в других папских областях вообразят, что подобное поведение может остаться безнаказанным.
Микелетто фыркнул.
– Над чем ты смеешься?
В ответ Микелетто поднял руки, будто сдаваясь. Несмотря на большую разницу в положении, этим двоим нравилось подкалывать друг друга и дурачиться, словно щенкам.
– Просто поражаюсь, с какой легкостью удается обойти каноническое право. Думаю…
– Я знаю, о чем ты думаешь: куда проще было бы провернуть все это с помощью меча, а не тонзуры.
Микелетто улыбнулся.