– Я не давал никаких клятв.
– За что церковь тебе, уверен, бесконечно благодарна. Не волнуйся. Придет время, и волосы быстро отрастут.
Глава 5
Возможно, для мужчины все именно так, а вот для женщины отращивание волос – это дело всей жизни.
Когда Родриго Борджиа впервые пригласил Джулию Фарнезе в свою спальню, она предстала пред ним, нервно переминаясь с ноги на ногу, прикрытая лишь ниспадающими волосами, и сквозь эту золотистую накидку проглядывали груди и темный треугольник на лобке. Какой мужчина мог бы устоять?
Волосы любовницы папы. Тема для целого вороха сплетен. Да почему бы и нет? Если у святых старцев длина волос являлась доказательством преданности Богу, то Марии Магдалине они лишь помогали прикрыть срам.
Для Джулии Фарнезе волосы всегда были предметом особой гордости.
Когда она родилась, повитухи смыли с ее головы кровь и пришли в изумление, увидев мокрые локоны. В годовалом возрасте волосы приобрели пшеничный цвет и уже закрывали уши. К трем годам доходили до плеч, а к семи до лопаток. Когда она поняла, что волосы – ее билет в счастливое будущее? С раннего возраста прислуге приходилось о них заботиться: мыть, осветлять, увлажнять, ополаскивать, сушить, расчесывать, бесконечно расчесывать. Ее братья изучали латынь и упражнялись в борьбе, а она сидела, не шевелясь, и напрягала мышцы шеи, когда ее тянули за волосы расческой, не в состоянии ни читать, ни шить, ни заниматься чем-либо еще, кроме разглядывания складок своего платья. К тому времени, как у нее начались месячные, волосы уже доходили до колен, а слава о них и ее красоте разнеслась по округе.
Однажды она приехала в Рим, совсем ненадолго. Все знали, как сильно кардинал Родриго Борджиа падок до женщин. Также все знали, что его племянник, Орсино Орсини, уже достиг возраста, подходящего для брака, и что, несмотря на происхождение, косоглазому мальчишке трудно будет найти себе красивую невесту. После этого требовалось лишь устроить спланированную до мельчайших деталей «случайную» встречу в чьем-то доме. Она и ее волосы расположились в выгодном свете прямо у открытого, залитого солнцем окна. Он – конечно, речь сейчас не об Орсино, мальчишку занял какими-то срочными делами один из друзей Фарнезе – направился прямо к ней, обаятельный, полный желания и восхищения, мужчина, умеющий слушать не хуже, чем говорить. Когда она поднялась, намереваясь уйти, он спросил – с огоньком в глазах, против которого было не устоять, – позволит ли она ему коснуться своих волос. Он подошел совсем близко, взял их в руки, взвешивая, словно решил купить, и она почувствовала его дыханье на своей шее, а затем его руки оказались на ее плечах, а губы зашептали, как она прекрасна и как сильно он хотел бы увидеть ее еще раз.
– Не пугайся. – Их первая ночь случилась в суровую зиму, и он предусмотрительно погрел руки перед тем, как дотронуться до нее. – Обещаю, что не причиню тебе вреда.
Мало кто мог сдержать подобное обещание – тем более мужчина, обладающий такой властью. Однако она была благодарна ему за эти слова. Многие не стали бы даже обещать.
Позже он расстелил ее локоны по подушке и постели, словно у нее из головы лились солнечные лучи, а потом уговорил ее оседлать его и осыпать своими волосами его грудь и лицо. Он был обходительным и вежливым любовником, так что бояться его казалось абсолютной глупостью.
И все же она боялась. Боялась не только своей силы (которую теперь вполне осознавала), а скорее того, что шелковое чудо, которое она постоянно носила с собой, выглядит идеально, только когда никто его не трогает. Пот и сплетение тел сделали свое дело: волосы теперь спадали паклей и запутались. В иные моменты Родриго случайно придавливал их, и она не могла шевельнуть головой. Разумеется, она старалась молчать. Ведь волосы принадлежали ей, она принадлежала им, и вместе они были его наядой, Венерой, его личной Марией.
По прошествии пяти или шести первых свиданий дом стали оглашать ее крики. Теперь волосы стали путаться быстрее, и как бы бережно слуги ни пытались привести их в порядок, какую бы расческу ни брали, Джулия не могла сдержать слез, так что через некоторое время ни она, ни они уже не были уверены в том, что она оплакивает – свои волосы или свою жизнь, так сильно все изменилось за столь короткое время.
В конце концов, она вынуждена была поговорить с Родриго. Удивительно, но он проявил понимание: ее желание угодить ему тронуло его, и, по правде говоря, ему и самому надоело такое обилие волос в постели. Вместе они договорились об их заточении. С тех пор на время занятия любовью волосы Джулии заплетались в тугую косу. В этом имелось еще одно преимущество: теперь, когда она стояла обнаженной, ничто не закрывало ее тело от его глаз, а когда он брал ее, то накручивал косу ей на шею, один виток, потом другой, как тяжелое золотое ожерелье. Или петлю. Она быстро уловила сходство и теперь откидывала голову и стонала как от удушья. Было страшно, но вместе с тем это возбуждало.