Это была первая ночь за пять месяцев, когда я легко провалилась в сон. А утром проснулась с приятным ощущением, что у меня появились дела и заботы. Дел по горло! Пристроить собаку в частную собачью клинику. Кстати, как назвать псину? Ведь я еще не отказалась от мысли оставить ее себе. Ида Генриховна называет ее лапой, лапонькой, лапушкой. Прекрасное имя — Лапа. Так и решила. Одно дело сделано.
Пристрою Лапу в лечебницу, потом зайду в церковь, закажу панихиду по папе. А вечером помяну его дома. Нашествия мамы и сестры я уже не боялась. Посидим вместе. Поминки — чистая условность, если не забываешь ушедшего и не веришь в то, что он умер навсегда.
Не успела я допить кофе, как позвонили в дверь. На пороге — Ида Генриховна. Вчера я продиктовала ей свой телефон и адрес. Она достала из лакового ридикюля книжечку и аккуратно все записала. А сейчас, изящно оттопырив мизинчик, пила кофе из крохотной чашки и извинялась за ранний визит. Спит она три-четыре часа в сутки, в пять уже на ногах, гуляет с собаками, и в десятом часу утра день для нее в разгаре. Но я Генриховну успокоила: она меня не разбудила, я уже собиралась уходить.
— Я, Ларочка, не спала всю ночь и приняла решение, — торжественно сообщила она мне. — У меня две собаки, ну станет на одну больше. Соседи помогают, отдают косточки, кусочки…
— Не волнуйтесь за нее, Ида Генриховна. Сначала мы ее вылечим, а потом решим, куда пристроить. Может быть, я оставлю ее у себя.
Мне захотелось обнять старушку, так я растрогалась и умилилась. Нет, не переводились и никогда не переведутся у нас добрые души. У Иды две собаки, да еще гуляет с соседскими, да еще кормит кошек в подвале. Бесплатно ведет в Доме культуры кружок немецкого языка для детей. Пока не решилась спросить, есть ли у нее родственники, близкие. Еще успею.
Я подхватила Генриховну под руку, и мы заторопились из дому, дел предстояло много. На лестнице встретились с Машей. Она просто обалдела, увидев меня с такой экзотической спутницей. Раскланялись и прошли мимо. Какое счастье, что я ей вчера не дозвонилась. Неизвестно, как сложилась бы моя жизнь.
Несмотря на ее мольбы, я отговорила Генриховну ехать: одна я быстрей обернусь. Довела ее до подъезда. Всю дорогу она рассказывала не о себе, а о Лапе. Оказывается, собака была домашней, избалованной, но судьба переменчива…
— Вот в том доме жила ее хозяйка, интеллигентная женщина, учительница, — показала мне Ида Генриховна на одну из башен. — И собака хорошей породы, не помню, как называется. Два года я видела их чуть ли не каждый день, гуляли на берегу и во дворе.
Но летом Лапина хозяйка умерла, и собака очутилась на улице. Правда, добрые люди подкармливали, но это совсем не то.
— Такие животные быстро гибнут. Они не умеют жить в подвалах, бегать по улицам. Вдобавок эта собачка нежная, деликатная, — сокрушалась Ида.
Но вот пришли к ее подъезду. И тут на прощание она мне выдала самое сокровенное.
— Какой мужчина! — мечтательно и восторженно произнесла Ида Генриховна, томно прикрыв глаза.
Я улыбнулась лукаво:
— Любви все возрасты покорны, да, Ида Генриховна?
— Влюбилась, влюбилась без памяти! — чистосердечно призналась она, положив ладошку на грудь. — Всю ночь не спала. В Родиона Петровича и в вас, Ларочка.
— Вы счастливый человек, дорогая Ида Генриховна! — воскликнула я с завистью. — Я не влюблялась целую вечность и, думаю, уже утратила эту способность. На душе словно груда остывшего пепла, и ни одного уголька.
Ида взглянула на меня с изумлением:
— Ах, мне бы ваши годы и вашу внешность, дорогая. Вокруг меня была бы пустыня из разбитых сердец. Но бодливой корове бог рогов не дал. Всю жизнь я выглядывала любовь, но она мне не давалась.
— И мне тоже, — угрюмо завершила я.
Итак, у меня появилась новая подруга. Завтра она придет ко мне на чашечку чаю. Чувствуется, питает ко мне жгучий интерес. Она мне тоже любопытна. Мы с ней женщины двух таких несхожих поколений. Из нее до сих пор фонтаном бьет энергия, созидательная, а не разрушительная.
Я шла по улице и улыбалась, вспоминая Иду. Надо же — семьдесят три года, и такая романтическая нежность в душе, и мысли о любви. Рядом с ней я чувствовала себя совершенной развалиной.
Пренебрегши трамваем, поймала частника. Карась приучил меня к роскоши и замашкам богатой женщины. Нужно отвыкать, сказала я самой себе сурово. Отвыкнуть будет нетрудно. Ведь я с детства привыкла к бедности и строгой экономии.