— Ты очень вовремя: Аси нет, «мертвая душа» отсутствует. — Я распахнула руки и оглядела хозяйским взором свои владения. — Очень рада тебе. Проходи, будем пировать.
Кажется, я своей болтовней очень приободрила его. Он сделал шаг от порога и, снимая пальто, сказал с откровенной завистью:
— Как у вас здорово! Хочешь — поменяемся на мою комнату?
— Будешь жить с Аськой и с «мертвой душой»? Довольно пикантное сожительство.
— А ты с моими предками, — не без горечи бросил он.
Я накормила его борщом, не скрыв, что сварил его папа, а сама я ничего не готовлю да и не умею. Игорь с удивлением слушал, с какой любовью я рассказывала об отце.
— Мы, общежитские, редко ругаем своих ро-ди-чей. Обычно вспоминаем их с ностальгией, и вспоминается только доброе. Понятно почему. — В этих словах не было упрека, но он почему-то смутился.
Мы проговорили целых три часа — время, которое я собиралась добросовестно посвятить лингвистическим штудиям. Но и после того, как проводила Игоря до лифта, Реформатский и Соссюр[4] никак не шли на ум. До трех ночи сидела я за столом, глядя не столько в учебники, сколько в иссиня-черную темноту за окном.
Игорь жил на Ломоносовском проспекте, в одном из мрачных и громоздких домов сталинской эпохи. Они считались очень престижными, но мне логика престижности непонятна. Такое впечатление, что архитектура как искусство у нас после семнадцатого года выродилась, остался только план застройки.
Однажды вечером в начале весны мы бродили с Игорем по дворам и закоулкам, окруженным со всех сторон этими серыми монстрами. Недавно он показал мне свои окна и пригласил зайти. В ответ я жеманно поджала губы и опустила ресницы. Это означало, что скромной барышне недопустимо делать такие двусмысленные предложения. Игорь расхохотался, а я состроила еще несколько подходящих к случаю рожиц — от надменно-высокомерной до целомудренно-оскорбленной.
— Ты неправильно выбрала жизненную стезю, Лорик, — решил Игорь. — Такое дарование пропало.
Ничего и не пропало, в жизни все пригодится. А в театральном меня никто не ждал. Сто человек на место! Конечно, как и все девчонки, я в детстве хотела стать актрисой. Даже ходила в драматический кружок, сыграла несколько ролей. Но актерская мечта меня, к счастью, не зацепила.
И вот в тот вечер Игорь поднял голову на одно из светившихся окон и сказал:
— Серж дома. Один и, как всегда, в жуткой хандре. Зайдем.
Вначале я наотрез отказалась. Дело в том, что Иноземцев считал меня донором. В отличие от людей — черных дыр и вампиров, доноры подпитывают ближних своей энергией, поднимают настроение и разгоняют черную тоску. Он прямо-таки осязал светлую энергию, которую я излучаю.
— Вот еще. Не желаю тратить на твоего хандрящего друга свою энергию. Мне самой порой не хватает, — упиралась я, но Игорь настойчиво увлек меня в подъезд:
— Не будь такой жестокосердной. Серж тебе обязательно понравится. Обещаю.
И я сдалась. О Сереже я слышала не раз. Они дружили чуть ли не с детского сада. И теперь парень переживал трагические времена. Поступил он на биофак просто потому, что там работали отец и тетка. В этой среде принято было пристраивать детей поближе к себе. Чада шли по проторенным дорогам и не особенно задумывались ни о своей судьбе, ни о будущем.
Но Сергей был совсем другим. На первом курсе он почувствовал слабое беспокойство. На втором его одолели тревожные сомнения. На третьем он уже твердо знал, что не туда попал, надо уносить ноги и искать единственную, свою дорогу.
Но не тут-то было! Родители и слышать не хотели ничего о каких-то сомнениях и исканиях. Все давно найдено и устроено. Тем более парню грозила армия. Вот уже полгода продолжалась эта война. Сергей совсем зачах и пал духом. Факультет ему так опротивел, что он не мог там показываться.
Позицию Игоря я не понимала. Он как будто встал на сторону друга, но в то же время был решительно против ухода из университета, считая, что такие люди, как Серж, не для армии, его забьют всякие там «деды» в первый же год службы. Наверное, он был прав.
Я поняла это, когда нам открыл сам Сергей. Мы посмотрели друг другу в глаза. Никакая искра между нами не пробежала. Просто я почувствовала, что мы одного поля ягоды. Он был похож на нескладного подростка, худой, как отшельник в скиту. И ясные, как у отшельника, глаза, отрешенные и тоскливые. Он обрадовался нам как-то по-детски, осторожно пожал мне руку.
— Ну что, мизантроп, скучаешь? — бесцеремонно спросил у него Игорь. — У тебя даже свет в окошке какой-то унылый. Правда, Лариса?
Это большая редкость, когда люди, едва познакомившись, начинают говорить друг с другом легко и просто. Слово за слово, и мы с Сережей так увлеклись, что он даже поведал мне свою заветную, тайную мечту:
4
Реформатский А. А. — знаменитый лингвист, один из основоположников Московской филологической школы. Соссюр Фердинанд — известный швейцарский лингвист. Первым предложил рассматривать язык как структуру и разграничивать язык и речь. (