«Лунь, БВП, стаж семь лет, переведён 136–110 из акта № 143 ЕГ от 11.08.2012, в акт № 349КС от 24.03.2013. Сигнал обнаружен в квадрате RF 78, урочище Степаншино».
«Необходимо зарядить аккумулятор. Ваш ПМК временно подключён к резервному источнику питания. Расчётное время работы резервного источника питания 5 ч.».
«Отправить уведомление об изменениях акта о Вашем текущем состоянии (110, 136, 200; нужное отметить) в общий чат?».
Я выбрал «110» и «отправить без уведомления о месте обнаружения». Идиотизм, если подумать. Интересно, как это «двухсотый» может уведомить о своём текущем состоянии? Может, у серверов НИИ такой своеобразный чёрный юмор? А ведь были затейники, отправлявшие «200» на запрос институтского компьютера. И что бы вы думали? Да, кранты, из Зоны эти «юмористы» уже не возвращались. С такими вещами здесь не шутят.
— Слушай, Лунь. — Хип вертела в руках свой ПМК. — Мне тут какая-то фигня пришла… типа, подтвердите, фотография какая-то…
— Это потому, стажёр, что у дома Доктора любой сигнал глушится намертво. Мы с тобой БВП были. Теперь нашлись. — Упоминание о Докторе болезненно сжало сердце. Как же мы теперь без тебя? Досада, злость, печаль — странный коктейль чувств. Задал ты мне задачку. Под капитальный монастырь подвёл. И всё равно я буду скучать по тебе, Болотный Доктор, последний святой Зоны…
— Он хороший был. — Хип вздохнула, закусила губу. — Плакать хочется, а не могу почему-то. Он мне тебя вернул. Я у него навечно в должниках теперь, Лунь. И просьбу его, клянусь, выполню.
— Он тебе задание дал?
— Да… просил тебя беречь и ни на шаг не отходить, — Хип печально улыбнулась. — Сама бы не догадалась как будто. Что-то про просьбу говорил, про тебя, но, мол, Лунь скажет, сама пока не спрашивай.
— Присядем. — Я уселся на поваленный ствол дерева, Хип пристроилась рядом. Интересная, наверно, будет реакция.
— Про Монолит слышала?
— Ну, да. Сказка такая среди сталкеров ходит, что, мол, существует штука, желания исполняющая. Но дойти до него нельзя.
— В свете последних событий выяснилось, что не совсем сказка это, Хип, — я хлопнул по карманам в поисках сигарет. Потом вспомнил, что пустую пачку выкинул пару часов назад. Хреново. Курить вдруг захотелось зверски. А ещё лучше — выпить. В идеале — нажраться до положения риз.
— Дойти до него нельзя. Это уж точно не выдумки, — продолжил я. — И самое гнусное в этой истории то, что я на это подписался. Чудак. Который на букву «м».
— Не парься, Лунь, дойдём, — Хип ободряюще улыбнулась.
Эх, стажёр… сказал бы я, да уж ладно, промолчу. Оставлю, так сказать, в счастливом неведении, не буду пугать девчонку. А там, может, и удастся мне плюнуть на это чёртово задание. Просил Доктор… да, просил, и что с того? А если бы он тебе повеситься сказал на потолочной балке, ты что, за верёвкой и мылом сразу побежал бы? Да и не имею я права так рисковать, со мной ведь Хип, а её на мякине не проведёшь, на ключ в квартире не закроешь… нет, не пойду я туда.
И чем больше я себя оправдывал, чем больше находил причин не идти к Монолиту, тем яснее мне становилось, что попрётся-таки Лунь к Саркофагу. С другой стороны, Доктор невыполнимой работы не дал бы. И если просил добраться до Монолита, значит, очень надо. Понять бы, зачем…
Я достал конверт Доктора. Просил он вскрыть его у Монолита, но… да, чёрт с ним, всё равно ведь пойду.
В конверте лежал листок фотобумаги. Чистый, точнее, пустой, чистым его назвать было сложно: тёмно-серый, в размытых пятнах, с желтизной по краям. Не засвеченный, но, похоже, испорченный — он никак не отреагировал на дневной свет. Час от часу не легче. Я вложил листок обратно в конверт. А вдруг действительно рехнулся Доктор? Может такое быть? Попробуй теперь, разберись…
— Не нравится тебе это, Лунь.
Чего у стажёра не отнять, так это наблюдательности. Но, думается, здесь она не потребовалась — эмоции на моём лице наверняка были более чем красноречивы. Не нравится, значит? Мне это охренеть как не нравилось…
— Ничего, прорвёмся, стажёр. — Фальшиво как-то получилось, ненатурально. Скривив лицо в том, что с большой натяжкой можно было назвать улыбкой, я убрал конверт в нагрудный карман. Чёрт, как же курить хочется.
— Всё так плохо, да, Лунь?
— Честно?
— Да.
— Плохо, Хип. Хуже не придумаешь. Ладно, пошли, нечего рассиживаться. К вечеру нужно успеть если не до нейтралки, то хотя бы до Петеличей. Хуторок там есть, гнилой, правда, но погреб хороший. Пересидим, если что, ночку.
До Бара мы добрались на следующий день. Нас довольно долго мурыжили на проходной: оказывается, ни Хип, ни сталкера Луня в списках НИИ уже не значилось, попытка доказать военным, что мы не верблюды, удалась только после того, как был выслан запрос в Институт и сам Зотов лично позвонил на КПП. Молодой краснощёкий лейтенант выписал нам временные пропуска, пожал плечами, мол, служба такая, не серчайте, и сказал зайти за новыми корочками через два дня. Книжечки старого образца уже не годились, и нам предстояло обзавестись электронными картами.
— Старший лаборант НИИ Лунёв и его помощник Хипеева, — с ходу определил нашу будущую профессию лейтенант. — Да, кто спросит, вы теперь не сталкеры. На территории НИИ забудьте вообще это слово. Порядки такие сейчас, что долбанёшься… инспекции чуть не каждый день, — добавил он доверительным шёпотом.
Да… не был я в Чернобыле-7 каких-то полгода, а городок преобразился так, что и не узнаешь. Сразу за пропускником велось строительство — грохал копер, забивая бетонную сваю, урча и посвистывая дизелем, разравнивал горку песка бульдозер, в длинную линию выстроились зелёные вагончики бытовок, строители подтаскивали к бетономешалкам бумажные мешки с цементом. Вдали, у корпусов НИИ, тоже что-то строили, и уже возвели два этажа по всей видимости немаленького здания. У самого Бара стояли бок о бок полтора десятка автобусов, возле них строились солдаты, похоже, контрактники. Время от времени в сопровождении гражданских к колонне подходили офицеры, по спискам набирали взводы, и те, печатая шаг, уходили в сторону казарм. Настолько оживлённым и многолюдным Чернобыль-7 я ещё не видел — город напоминал разворошённый муравейник. Купив в ближайшем ларьке сигарет — надо же, и ларьки уже появились, — я направился к Бару.
Там тоже было многолюдно, но ни одного знакомого лица я не увидел: военные, человек десять, какие-то невнятные личности в мятых серых костюмах за крайним столиком, у стойки пяток «зелёных». Вместо Барина за стойкой суетился начавший лысеть мужчина с мелкими, невыразительными чертами лица. Его я тоже не знал. Где же Барин? Хотелось бы с ним побеседовать…
— Не знаешь? — Бармен коротко кивнул в сторону. — Завтра девять дней будет. Приходи, помянешь…
На журнальном столике у стойки, за которым Барин любил сидеть в ожидании посетителей, стояла рюмка, накрытая зачерствевшим ломтиком чёрного хлеба. И рядом с ней маленькая фотография в картонной рамке-подставке. Барин… не может быть…
— Как… это?…
— Думали, отравился чем. Врачи сказали — инсульт. — Бармен смешал напиток, передал заказчику. — Двое умерли. Сталкер тут такой был, Грызуном звали. Его около Бара нашли, утром, уже холодный был, пена изо рта. И десяти шагов от двери не отошёл. Барин ещё хрипел. По дороге в больничку скончался.
— Водки. — Я закрыл глаза. Барин… эх, Барин…
— Сколько?
— Бутылку. С собой.
— Двести пятьдесят.
— На счёт.
— Какой, на фиг, счёт?… наличные или карто…
Я посмотрел на бармена. И, должно быть, взгляд у меня очень нехорош был, потому как отшатнулся самозванец, и даже слегка побледнел.
— На счёт сталкера Луня, понял? Сталкера! Луня! Могу для тупых повторить ещё раз!
Невнятные личности за соседним столиком начали оглядываться. Какого чёрта они здесь делают? Что за шушера в Баре?
— И ещё. Если ты, друг ситный, из Бара пивнушку решил сделать, то мой тебе хороший совет: собирай манатки и дуй отсюда вприпрыжку. Не срами заведение.
— Да кто ты такой вообще? — Бармен поднял брови и изобразил на лице презрительное недоумение. Зря ты это сделал, парень…