– «Долженъ заплатить – неясно бормоталъ старикъ – долженъ заплатить столько то песо…» Скажите, развѣ теперь еще существуютъ эти старыя песо въ Испаніи, господинъ консулъ?
Въ бесѣдахъ съ Агирре Луна обнаруживала такой же, какъ и ея дѣдъ, интересъ къ красивой странѣ, далекой и таинственной, хотя она и начиналась всего въ нѣсколькихъ шагахъ, у самыхъ гибралтарскихъ воротъ. Она знала только одну рыбацкую деревушку, за Ла Линеа, гдѣ провела лѣто съ семьей.
– Кадисъ! Севилья! Какъ они должны быть красивы! Я представляю ихъ себѣ. Я видѣла ихъ часто во снѣ и думаю, что если я когда-нибудь увижу ихъ на яву, они не удивятъ меня. Севилья! Скажите, донъ Луисъ, правда, что женихъ и невѣста разговариваютъ тамъ сквозь рѣшетку окна? Правда, что дѣвушкамъ устраиваютъ серенады съ гитарой и бросаютъ къ ихъ ногамъ плащъ, чтобы онѣ наступили на него! Правда, что мужчины изъ-за нихъ убиваютъ другъ друга? Какая прелесть! He возражайте. Это ужасно красиво!
Потомъ она сообщала всѣ свои воспоминанія о странѣ чудесъ, о странѣ легендарной, гдѣ жили ея предки. Когда она была ребенкомъ, бабушка, жена Самуила Абоабъ, укачивала ее no ночамъ, таинственнымъ голосомъ разсказывая чудесныя дѣянія, происходившія всегда въ благородной Кастильѣ и всегда начинавшіяся одинаково: – «Говорятъ и разсказываютъ, что король Толедскій влюбился въ прекрасную еврейку по имени Ракель…» Толедо!
Произнося это имя, Луна полуоткрывала глаза, точно въ полуснѣ. Столица испанскихъ евреевъ! Второй Іерусалимъ! Тамъ жили ея благородные предки, казначей короля и врачъ всѣхъ грандовъ.
– Вы видѣли Толедо, донъ Луисъ! Бывали въ немъ! Какъ я вамъ завидую! Красивый городъ, не правда ли? Большой! Огромный! Какъ Лондонъ? Какъ Парижъ? Ну, конечно, нѣтъ… Но, несомнѣнно, гораздо больше Мадрида!
И увлеченная своими восторженными грезами, она забывала всякую сдержанность и разспрашивала Луиса о его прошломъ.
Онъ, несомнѣнно, благороднаго происхожденія. Это видно по его внѣшности. Съ перваго дня, какъ она его увидѣла, узнавъ его имя и національность, она угадала, что онъ высокаго происхожденія. Онъ – идальго, какимъ она представляла себѣ всѣхъ испанцевъ, немного напоминающій лицомъ и глазами еврея, но болѣе гордый, болѣе высокомѣрный, неспособный снести униженія и рабства. Быть можетъ, для большихъ праздниковъ у него есть мундиръ, красивый костюмъ, расшитый золотомъ… и шпага, да шпага!
Глаза ея блестѣли восторгомъ передъ идальго рыцарской страны, одѣтымъ самымъ обыкновеннымъ образомъ, какъ любой хозяинъ магазина въ Гибралтарѣ, но каждую минуту онъ могъ превратиться въ блестящее насѣкомое, съ сверкающей окраской, вооруженное смертоноснымъ жаломъ!
И Агирре поддерживалъ ея иллюзіи, съ простотой героя подтверждая всѣ ея предположенія.
Да! У него есть расшитый золотомъ костюмъ, консульскій, и шпага отъ мундира, которую онъ еще ни разу не вынулъ изъ ноженъ.
Однажды въ солнечное утро оба, сами того не замѣчая, пошли по направленію къ Аламедѣ. Она жадно съ откровеннымъ любопытствомъ разспрашивала его о его прошломъ, какъ это обыкновенно бываетъ, когда два человѣка чувствуютъ, какъ въ нихъ зарождается взаимное влеченіе. Гдѣ онъ родился? Какъ провелъ дѣтство? Многихъ ли женщинъ онъ любилъ?
Они проходили подъ аркой старыхъ воротъ испанскихъ временъ, накоторыхъ еще уцѣлѣли орелъ и гербъ австрійской династіи. Въ старомъ крѣпостномъ рву, превращенномъ въ садъ, поднималась группа могилъ. Здѣсь покоились англійскіе моряки, павшіе въ битвѣ при Трафальгарѣ.
Они пошли по бульвару, гдѣ деревья чередовались съ пирамидами изъ старыхъ бомбъ и коническихъ ядеръ, покраснѣвшихъ отъ ржавчины. Ниже огромныя пушки простирали свои жерла по направленію къ сѣрымъ броненосцамъ, стоявшимъ въ военномъ портѣ, и къ просторной бухтѣ, по голубой, переливавшейся золотомъ, равнинѣ которой скользили бѣлыя пятна парусныхъ лодокъ.
На большой эспланадѣ Аламеды, у подножья покрытой соснами и домами горы, группы мальчиковъ съ голыми ногами бѣгали вокругъ подпрыгивавшаго мячика. Въ этотъ часъ, какъ, впрочемъ, впродолженіи цѣлаго дня, огромный мячъ – любимая національная игра – прыгалъ по дорожкамъ, площадкамъ и дворамъ казармъ. Шумъ криковъ и топотъ ногъ какъ военныхъ, такъ и штатскихъ, поднимался къ небу во славу сильной, любящей гигіену Англіи.
Они поднялись по большой лѣстницѣ вверхъ и сѣли на тѣнистой площадкѣ, у памятника британскаго героя, защитника Гибралтара, окруженнаго мортирами и пушками. Взоры Луны блуждали по голубому небу, виднѣвшемуся сквозь колоннаду деревьевъ, и она заговорила, наконецъ, о своемъ прошломъ.