На пороге показался слуга в ливрее.
- Благородный рыцарь Даниэль Штевар покорнейше просит принять его.
- Даниэль! - радостно воскликнул Филипп.- Зови его немедля.
- Он не один,- поколебавшись, доложил слуга,- с ним какой-то мужлан в рваном платье. Горький пьяница, если судить по его заплывшим глазам и багровому носу.
- Кто таков? - спросил епископ.
- Он назвался доктором Фаустом, но, по крайнему моему разумению, ваше преосвященство, не похож даже на цирюльника.
- Фауст! - гневно вскричал епископ.- Что нужно этому бродяге в моем доме? Пригласи Штевара, а этого - гнать!
- Разреши ему войти, Мориц! - вмешался Филипп.- Я знавал его несколько лет назад. Он пользовался тогда такой славой, что был отмечен самим государем.
- Он пьяница, шарлатан и проходимец,- резко отвечал епископ.Камерариус его терпеть не может, да и не он один. Все великие ученые и знатоки потустороннего - и Агриппа, и сам Меланхтон1- отзываются о нем очень дурно.
- Зависть - оборотная сторона славы.
- Какая слава может быть у человека, которого лакей принимает за бродягу?!
- Может быть, ты и прав, но... позволь мне перемолвиться с ним словом. Ведь он пришел вместе со Штеваром - это неспроста.
Мориц, епископ Эйхштадтский, выпятил нижнюю губу и после краткого размышления кивнул, поднимаясь с кресел:
- Ладно. Пусть войдут господин Штевар и его незваный, нежданный и непрошеный спутник. Но я удаляюсь, ибо не желаю дышать одним воздухом с человеком, продавшим душу дьяволу.
Не успела дверь за ним закрыться, как в комнату вошел Штевар в сопровождении Фауста. Филипп отметил, что чернокнижник постарел и ссутулился со времени их последней встречи, но взгляд у него был все тот же - живой и плутоватый. За ними шел Мефистофель.
- Целую руки вашей светлости! - с шутовской почтительностью воскликнул Фауст.
- Здравствуй, Филипп,- приветствовал Гуттена Штевар.- Мы пришли не просто так, и порадовать нам тебя нечем...
Гуттен смутился и покраснел.
- Доктор Фауст, который сейчас гостит у меня в замке, проведал, что ты собираешься в дальний путь, и с неподдельной тревогой сказал мне: "Что-то мне это не нравится. Позвольте посоветоваться с небесными светилами". Мы припомнили день и час твоего рождения, и доктор Фауст взялся за дело. Ах, да что я тут распинаюсь,- перебил он себя.- Вот он расскажет тебе все лучше, чем я. Говорите, доктор Фауст!
----------------------------------------------------------
1 Меланхтон, Филипп (1497-1560) - соратник Лютера, после его смерти глава Реформации.
Давно ушли гости, наступила тишина, а епископ Мориц все никак не мог совладать с яростью, охватившей его, когда через неплотно прикрытую дверь он услышал пророчества Фауста. Филипп, съежившись в кресле, молча внимал охрипшему от негодования голосу брата.
- Только Даниэлю Штевару,- кричал тот,- могла прийти в голову мысль просить совета у этого шарлатана!
- Я очень сожалею о случившемся,- уныло и печально ответствовал Филипп.- Штевар был в бешенстве и поклялся, что отныне ноги его не будет в твоем доме.
- Он уже осквернил его, приведя сюда мерзостного колдуна. Боже, страшно представить, что было бы, если бы великий Камерариус столкнулся в этих стенах с Фаустом, злейшим своим врагом!
- А ничего бы не было, любезный мой епископ,- неожиданно раздался чей-то голос, и в дверях выросла фигура рослого и тучного старца в шапке, украшенной множеством монет, ладанок и образков.
- Господин Камерариус! - смешавшись, воскликнул Мориц.- Я не заметил вас...
- Я только что вошел,- снисходительно улыбнулся тот,- и случайно услышал ваши последние слова.
- Садитесь же,- предложил Мориц, указывая на кресло,- я тотчас расскажу вам о нашем происшествии.
- В этом нет необходимости. Я все знаю.
- Но как же возможно такое чудо?
Камерариус, умолчав о том, как гулко отдаются слова в этом доме и как тонки его стены, с важностью отвечал:
- Для Иоахима Камерариуса невозможного нет, в особенности когда дело идет о тех, кто любезен моему сердцу. Вы же именно таковы. Отрешись от ребяческой боязни, Филипп,- ласково добавил он.- Смело отправляйся на поиски Дома Солнца. Я уже говорил и еще раз повторю, что только слава, великая честь и огромные деньги достанутся на долю тебе, братьям Вельзерам и нашему императору. А Иоганн Фауст,- тут голос его дрогнул от сдерживаемой злобы,- невежественный и злонамеренный шарлатан, тысячу раз заслуживший костер за то, что продал дьяволу свою бессмертную душу. О нет, не жажда познания толкнула его на этот чудовищный сговор, но лишь неодолимая склонность к богомерзкому греху мужеложства.
- Что? - побледнев, переспросил в смятении Филипп.
- Да! Да! Именно так! Если бы я не прервал всяких сношений с Меланхтоном, который спелся с Лютером, я добыл бы у него копию бумаг, неопровержимо свидетельствующих о том, что в Виттенберге Фауст состоял под судом по обвинению в содомском грехе и растлении малолетних...
- Не может быть! - вскричал Филипп, и густой румянец смущения сменил на его щеках бледность.
- Это еще не все! Только пусть вас не пугают мои слова. Вполне вероятно, что Фауст намеревается склонить тебя к греху, как, без сомнения, совратил он нашего любезного Даниэля Штевара.
Румянец на щеках Филиппа из алого стал багровым.
- Это клевета! - вскричал он вне себя.
- Замолчи, безмозглый! - вмешался епископ.- Мальчишка! Слушай, что говорит тебе наш гость, умудренный опытом и познаниями.
Завороженный его властным голосом, Филипп, вскочивший было, снова опустился на стул.
- Прости, Филипп,- умильно произнес императорский астролог,- прости, что, явив тебе истину, невольно осквернил чистоту твоих помыслов. Но ты непременно должен быть предуведомлен о кознях этого колдуна.
- Рассказывайте, сударь,- обратился епископ к Камерариусу, устремив на брата пронизывающий взор. Ярость его прошла; он удобно расположился в кресле и приготовился слушать.
- Все дело в том, что старый негодяй, только что. покинувший этот дом, получил от сатаны волшебную способность превращаться в прекрасную девицу. Она, введя в заблуждение свою жертву, расточает обманутому бесчисленные нежности и обыкновенно без труда склоняет его к соитию. Но... я, право, не знаю, какими словами изъяснить вам дальнейшее, не оскорбив ваш слух. Когда влюбленный юноша уже вполне готов вступить в обладание вожделенными благами, красавица просит из уважения к ее непорочности совершить сие вторжение, так сказать, не с парадного крыльца, а с черного хода, как водится у тех, кто предается содомскому греху. Когда же юноша достигает предела своих желаний, он с несказанным изумлением обнаруживает, что держит в объятиях не прелестную девушку, но мерзопакостного старика.