Наконец впереди показалось озеро и большой индейский поселок, окруженный маисовыми полями.
– Дошли! – пав на колени, воскликнул Филипп.
Целый месяц они отъедались: маис, маниоковые лепешки, рыба, дичь. Индейцы закололи для них невиданное животное, похожее на большого борова, покрытое белесой щетиной и обитавшее в реке. Мясо его пахло рыбой, но было сочным и вкусным.
– Они называют его карпинчо, – перевел Эстебан Мартин.
– Очень вкусно, – похвалил Перес де ла Муэла. – Малость смахивает на нашего Гольденфингена, но можно ведь и не смотреть, правда?
По глади озерца плыли несколько уток в бело-зеленом оперении.
– Поглядите-ка, ваша милость, какое угощение посылает нам господь! – вскричал лекарь.
– Вижу, вижу, – отозвался тот, – эй, кто там с арбалетами! Цельтесь вернее, не упустите ни одну!
Но тут раздался выстрел аркебузы, и спугнутая стая взмыла в воздух.
– Кто стрелял? – в бешенстве крикнул Спира.
– Я, ваша милость, – смиренно ответил Мартин. – Я не знал, что вы уже отдали приказ арбалетчикам.
– Не знали приказа или намеренно нарушили его?
– Помилуйте, сеньор губернатор, как мог я…
– Следуйте за мной, – бросил Спира и направился в чащу леса.
Обильная охота и маис вскоре утолили застарелый голод солдат, они окрепли и порозовели, хоть и не все: сто сорок девять человек, включая пятнадцать кавалеристов, по-прежнему лежали в лежку.
– Что же нам с ними делать? – беспокойно спросил Филипп.
– Подождем, пока оправятся, – ответил Гольденфинген.
– Ни в коем случае, – сухо и решительно сказал Спира. – Все, кто может передвигаться, пойдут со мной к Дому Солнца, а прочих оставим здесь на попечение господ Гольденфингена и Мурги.
Толстяк так и взвился:
– Почему всегда я? Почему вы вечно отстраняете меня от серьезных дел и поручаете всякие пустяки? Я – солдат, а не сиделка!
Спира, по своему обыкновению окинув его долгим взглядом, осведомился:
– Хотите знать почему?
– Да, хочу! – осмелев от горя, закричал Андреас.
– Во-первых, потому, что такова моя воля. Довольно вам такого объяснения? А во-вторых, потому, что я считаю: лучше вас никто не сможет поддержать порядок в арьергарде.
– Спасибо, ваша милость, – проговорил Гольденфинген, вновь обретая свое неизменное спокойствие.
– Кто лучше вас сможет укараулить такого ловкого негодяя, каков Франсиско Веласко? Если хоть на минуту оставить его без присмотра, он взбунтует войско и бросится за нами вдогонку.
– Истинная правда, ваша милость, истинная правда…
– Итак, вы останетесь и будете ждать нашего возвращения. Еды тут, сами знаете, в избытке, голодать вам не придется. Храни вас господь. А мы выступаем!
В ту ночь Гуттен в полудреме видел перед собой Берту и плешивого капуцина. «Спира опасается Андреаса, это ясно, – думал он. – А знает ли Гольденфинген, что такое Спира?» Ему чудилось, что Берта прилегла к нему под попону. «Не противьтесь моим ласкам, сударь, не бойтесь меня, я не Кундри, а трактирщица Берта…» – «Я рыцарь Лебедя…» – «Вот сюда, сюда, на сено, сударь…» – «Ты не можешь склонить меня ко греху!» – «Не просыпайтесь, сударь, не открывайте глаза, или я тотчас обернусь дождем…»
Набухшая туча наконец пролилась дождем. Гуттен глядел во тьму. Потом повернулся лицом вниз и в великом унынии прошептал: «Кёнигсхофен!..»
16. ПЕРЕПОНЧАТАЯ ЛАПА
На рассвете Спира, выехав из деревни, повернул к востоку, двигаясь по направлению к горам. Отряд состоял теперь из ста пятидесяти пехотинцев и сорока девяти верховых.
– Какой нынче день? – по привычке спросил он Филиппа.
– Двадцать пятое января 1536 года. Ровно год, как мы вышли из Коро. Одолели двести лиг, потеряли двести сорок одного человека, двадцать две лошади и всех собак.
– Что ж, на таком пути потери могли быть и больше, – беспечно отвечал Спира. – Ничего, нас ждут неслыханные богатства! – почти выкрикнул он. – Все сокровища Перу – безделка по сравнению с тем, что мы обретем вскорости. Мужайтесь, друзья! Я веду вас прямо к Дому Солнца!
Эти слова возымели действие. Всадники пришпорили коней, пустили их рысью. Пехотинцы распрямились, приосанились, затянули песню, пошли бодрым и размеренным шагом, как на том давнем параде в Севилье.
– Вовсе нет нужды держаться линии сьерры, – сказал Спира. – Вот куда нам надлежит прибыть, – и он ткнул в какую-то точку на карте у подножия Анд. – Это Кито, а от него недалеко и до плоскогорья, которое приведет нас к Дому Солнца.
– У нас на пути будет множество рек шире Маспарро, – напомнил Филипп.
Спира издал свой каркающий смешок.
– Вы забыли, дон Филипп, что сейчас здесь лето в самом разгаре и самые полноводные реки превратятся в ручьи, а ручьи и вовсе пересохнут. Мы пойдем напрямик по равнине: зимой она подобна бушующему морю, а сейчас – точно песчаный берег во время отлива.
Еще четыре недели шел отряд. Реки, неодолимые зимой, а летом превратившиеся в чуть живые ручейки, умеряли безжизненную сушь равнины.
Двадцать пятого февраля добрались до берега Апуре. Жители деревушки боязливо рассматривали лошадей. По знаку вождя несколько обнаженных девушек, гибко покачиваясь на ходу и смеясь, принесли плетеные корзины со свежей рыбой и маисовыми лепешками.
– Держать все время на закат солнца, – перевел Мартин, – и за перевалом, одолев высокие горы, найдете край, где крыши из чистого золота.
– Слышите? – воскликнул Спира. – Мы будем сказочно богаты!
– Ура! – торжествующе заревели солдаты.
– Я выстрою себе в Севилье дворец, – заявил Перес де ла Муэла, – с фонтанами и бассейнами.
– А мой будет сплошь выложен изразцами, – подхватил какой-то солдат.
– А я выкуплю дом и землю, уплывшие к ростовщикам, женюсь на первой красотке в деревне, и пусть алькальд со священником только попробуют не поклониться мне при встрече!
– Нет, а я выстрою женский монастырь и стану его настоятелем.
– Это еще зачем?
– Ты не дослушал. А монашками в нем будут только такие, которым всегда охота и всегда мало.
Будущее кружило людям головы.
– Я стану маркизом.
– А я – вице-королем.
– Мои дети станут придворными.
– А мои – кардиналами.
– Первое воскресенье каждого месяца я буду кормить у себя за столом сотню нищих.
– Я выстрою часовню.
– А я – церковь.
– Я буду купаться в вине.
– А я – в молоке с медом.
– Нечего рассиживаться, ребята! За этими реками лежат горы, а за горами ждут нас богатство, изобилие и слава! Скорее в путь! Счастье нам улыбается!
Через несколько дней добрались до Арауки, и жившие на ее берегах индейцы подтвердили то, что рассказывали жители Апуре.
– Стены там из золота и серебра, – переводил Мартин. – А золото в слитках размером с булыжник. Они сомневаются, что мы сможем дотащить такую тяжесть.
Спира важно разъяснил:
– Ошейники и цепи тех тысяч невольников, которые понесут наши сокровища, будут отлиты из золота.
Отряд шел, никуда не сворачивая и нигде не задерживаясь, прямо на запад. Пересекал реки, проходил через индейские поселки, миролюбивые, приветливые и щедрые жители которых неизменно повторяли одно и то же: «За горами есть целый город из золота, и сверкает он так, что кажется, будто зажглось второе солнце».
В конце апреля пошли первые дожди. Иссохшая земля жадно впитывала влагу, и уже через две недели пожухлая и вялая листва стала свежей и ярко-зеленой. На полях появились цапли и утки. Распустились цветы, пошли в рост колосья, и по всей равнине залились ликующим щебетом птицы.
– Да, такая в этих краях весна, – объяснил Эстебан Мартин. – Жаль только, короткая.
А в июне начались ливни, и небо, как год назад, обрушило на землю яростные потоки. Снова задернулся над головами мутный полог, снова стали кашлять, чихать, гореть в лихорадке. Вернулась и смерть: тот, кто мечтал стать приором женской обители, умер от удушья, захлебнувшись мокротой; тот, кто хотел выкупить дом, утонул на переправе; тот, кто обещал кормить обедом сотню нищих, был растерзан ягуаром.