– Я ведь говорил вам, что Федерман – самый отъявленный негодяй, каких только приходилось мне встречать, – заметил Спира, отпуская поводья. – Предатель, лжец, злодей. Не зря предупреждал нас Хуан де Карвахаль, чтобы мы остерегались его.
«К несчастью, теми же словами отзывался о нем и граф Циммер», – подумал Филипп.
– Попадись он мне когда-нибудь, – гневно проговорил Лопе, – клянусь богом, я навсегда отучу его дергать головой: со свернутой шеей не больно-то это получится.
Пробыв в Сараре две недели, отряд снова тронулся в путь, но сил хватило всего лишь дней на двадцать. Солдаты еле-еле ковыляли по равнине, когда впереди, оживив мертвое ее однообразие, показалась цепь холмов. Быстро стемнело, вышла полная луна, хотя померкшее солнце только еще садилось за горизонт.
– Там сделаем привал, – сказал Спира, показав на холмы.
В ответ раздался дружный и недовольный ропот, но Спира был непреклонен:
– Еще достаточно светло, чтобы дойти.
Солдаты шли из последних сил. Когда добрались до подножья холма, луна уже светила вовсю.
– А ведь по ту сторону холмов лежит деревня племени чигире, – первым догадался лекарь.
Люди, еле держась на ногах от усталости, насторожились, стали прислушиваться.
– Еще немного, – пытался подбодрить их Филипп, – и мы соединимся с отрядом Гольденфингена. Еще одно усилие, ребята! Вперед, храбрецы!
Пологий склон оказался для изможденных солдат препятствием едва одолимым; одна только надежда встретить своих и досыта поесть придавала им сил и гнала вперед. Добравшись до вершины, они радостно глядели вниз – на плодородную долину, на озеро, вспоминая, как Эстебан Мартин выпустил утку.
– Что за черт! – подал голос Лопе. – Костры не горят, никаких признаков жизни!
– Похоже, они ушли, – мрачно сказал Перес де ла Муэла.
– Вместе с индейцами, что ли? – спросил Спира.
– Не может того быть, – уверенно ответил Филипп. – Кто-нибудь да остался! Вперед! Разведем костры и подкрепимся.
В призрачном свете луны они спустились по склону и двинулись к лесу, за которым пряталась индейская деревушка, но, когда вышли к ней, вскрикнули от ужаса: взору их открылось кладбище с ровными рядами деревянных крестов.
Как было условлено, в дупле самого большого дерева их ожидало письмо Гольденфингена.
– Есть! – крикнул один из солдат, передавая Спире завернутый в кожу лист бумаги.
– «Ждал вас целый год, – писал Гольденфинген. – Потерял треть отряда. Решил возвращаться в Коро. Мурга растерзан ягуаром, Хуан де Карденас скончался от горячки».
По прочтении письма воцарилось молчание, которое нарушил жалобный собачий вой, донесшийся с холма.
– Собака? – вздрогнул Спира. – Разве мы не всех извели?
– Поглядите, ваша милость, – дрожа от ужаса, сказал лекарь. – Это не собака, а истинное отродье сатаны.
Солдаты, упав на колени, осенили себя крестным знамением. Как рассказывали они потом, собака, прежде чем сгинуть бесследно, выдохнула из разверстой пасти пламя.
– Это пес доктора Фауста, – прошептал Спира. «Мефистофель, чего ты хочешь от меня, о чем предупреждаешь, что предвещаешь?» – подумал Филипп.
Угрюмо и понуро подошел отряд к подножию сьерры.
– Распорядитесь устроить здесь привал, пока совсем не стемнело, – сказал Спира Гуттену.
Вспыхнули костры, и тотчас опустилась ночь. Губернатор дрожал от озноба. Мучительный голод утолить было нечем – весь запас провианта состоял из одного-единственного мешка маиса. В полной тишине часовые, усевшись на поваленное засохшее дерево, охраняли сон своих товарищей.
Внезапный вопль разорвал это дремотное оцепенение. Филипп схватился за шпагу. Один из часовых корчился на земле – стрела пробила ему шею. Из темноты выскакивали какие-то маленькие фигурки, которые Филиппу поначалу показались детскими.
– Это пигмеи! – закричал Монтальво.
Солдаты, оправившись от первоначального замешательства, отбили нападение и обратили пигмеев в бегство. Двоих захватили в плен: мужчину не выше шести пядей росту, но сложенного крепко и соразмерно, и совсем крошечную женщину. Филипп невольно заулыбался, разглядев пленников: ему давно хотелось, чтобы у него были карлики-слуги, как у герцогини Медина-Сидония. Эти двое были очень молоды и, несмотря на смертельный страх, владевший ими, казались существами живыми, бойкими и смышлеными. Индеец-переводчик принялся их допрашивать, и маленький человечек с гордостью ответил:
– Да, мы невелики ростом, но зато никогда не смешивали свою кровь с кровью иных племен. Рост отваге не помеха.
– А зачем вы на нас-то напали? – допытывался Спира. – Мы пришли с миром.
– Пришли с миром после того, как столько времени сеяли вокруг себя смерть? Вы не пришли, вас выгнали. Достаточно поглядеть на вас – вы сами ближе к мертвым, чем к живым. А что вы собираетесь с нами делать? Убьете? Я готов принять смерть, но эта девушка – дочь нашего вождя.
Все взоры обратились на пленницу, поглядывавшую на солдат лукаво и даже кокетливо.
– Сложена безупречно, – снова улыбнулся Филипп. – Надо отвезти эту малютку в подарок императрице.
– Верно, дон Филипп, – ответил Спира. – Но сперва заключим с ними договор. Послушай, – обратился он к пигмею, – она пойдет с нами как заложница. Если твои товарищи не будут на нас нападать, ей ничего не грозит.
Индейца заметно встревожили эти слова.
– Но чуть только я заподозрю неладное, – продолжал Спира, – она тотчас будет обезглавлена.
При этих словах пигмей зарыдал, а его спутница поглядела на него с упреком.
– Передай все это вашему вождю. Ступай! Индеец, заливаясь слезами, исчез во тьме.
– Поручаю пленницу вам, – обратился Спира к Филиппу. – От нее зависит, сможем ли мы выпутаться из этой переделки.
На рассвете они двинулись дальше. Пленница, которую Филипп посадил к себе в седло, казалась очень довольна и положением своим, и спутником и шутливым тоном произносила какие-то слова, заставлявшие Филиппа покатываться со смеху. Пигмеи не оставляли их в покое ни на минуту, то следя за испанцами с вершины холма, то неожиданно выныривая из густых колючих зарослей. Не успели проехать и полулиги, как маленький индеец догнал отряд:
– Вождь наш согласен: мы вас не тронем. Я же пойду с вами, а когда вы доберетесь до места, отведу ее домой.
– А ты-то кто таков? – спросили его.
– Сын собственных родителей и ее жених.
При этих словах пленница что-то весело залепетала на своем непонятном наречии, трижды подпрыгнула и погладила Филиппа по голове.
Через две недели, двигаясь вдоль горного хребта, они вышли на побережье и вскоре достигли Коро. Завидев впереди крепостные стены, Филипп освободил свою пленницу. При расставании маленькие люди не смогли сдержать слез.
– Прощайте, милые! – с грустью промолвил Филипп. – Храни вас бог.
И вот впервые за три года нога его ступила на улицу христианского города.
Навстречу им высыпала целая толпа. Испанцы и индейцы обнимали участников экспедиции. Спира, сойдя с коня, лишился чувств, и Филипп поспешил к нему на помощь. Губернатора положили на носилки.
– Поскорее отнесите его домой! – приказал Филипп.
– С благополучным прибытием, – прозвучал у него за спиной чей-то голос.
Гуттен обернулся.
– Здравствуйте, Хуан де Вильегас! – воскликнул он, но в эту минуту увидел, что люди, несшие Спиру, давно миновали губернаторский дом.
– Куда они его потащили? – в недоумении воскликнул он.
– Много чего произошло, дон Филипп, пока вы отсутствовали, – ответил Вильегас. – Хорхе Спира смещен. Теперь нами управляет судья Николас Наварро.
Через несколько шагов Филипп повстречал Гольденфингена.
– Слава тебе господи! Я уж думал, тебя на свете нет!
– И я тревожился за вашу жизнь, сударь! Мне удалось привести назад только сорок пехотинцев и девять кавалеристов. Какой-то рок преследовал нас… Хочу вас предупредить: жители Коро очень враждебно настроены против его милости и всех немцев. Тут я расстанусь с вами.