Филипп продолжил свой рассказ, а потом Карвахаль спросил:
– Как вы полагаете, во сколько обойдется нам экипировка двухсот солдат?
– Думаю, тысяч в двадцать.
– Ого! Да где же взять такую сумму?
– Я вывез из Эльдорадо золота и драгоценностей на десять тысяч песо.
– Как добыть другую половину? Мне таких денег не собрать. Что предпринять? А-а! Вот что пришло мне в голову! – на минуту задумавшись, воскликнул он. – Вы можете приказать своим солдатам вывернуть карманы и восполнить недостачу.
– Не в моем обычае лишать солдат их законной добычи, – резко ответил Филипп.
– Ну можно ли быть таким щепетильным, дон Филипп? – улыбнулся Карвахаль. – Ведь это для их же блага… Обдумайте мое предложение, а я тем временем покончу с кое-какими делами на завтра.
Гуттен, переборов себя, заговорил было о том, кому же быть губернатором Венесуэлы и кто кому должен повиноваться, как вдруг Карвахаль предложил:
– Отчего бы вам не пригласить Каталину на верховую прогулку по окрестностям? Ручаюсь, это развлечет вас и доставит большое удовольствие. Эй! – окликнул он одного из охранников. – Позови донью Каталину да прикажи оседлать двух коней порезвее. Возьмите с собой и карликов, дон Филипп, – они будут присматривать за Каталиной. Завтра я угощу вас королевским обедом, после которого вы дадите мне окончательный ответ. А, вот и Каталина! Послушай-ка, я хочу, чтобы ты прокатилась с доном Филиппом верхом. Пусть он подышит свежим речным воздухом. – И добавил со своим обычным смешком: – До завтра, дон Филипп! До завтра, красавица моя! Надеюсь, прогулка придется вам по душе!
«Этот мерзавец, кажется, подсовывает мне Каталину взамен моего губернаторства», – мрачно подумал Филипп, не обратив внимания на томный взгляд, который устремила на него Каталина.
– Идем? – спросила она.
– Идем! – отвечал он.
Каталина, бочком сидя в седле до атласного блеска вычищенной лошадки, ехала по зеленой цветущей равнине. Гуттен верхом на своем норовистом жеребце не отставал от нее. Перико и Магдалена трусили на своих пони поодаль.
– Они так скачут, что нам их вовек не догнать, – пожаловался карлик.
– А кто тебе сказал, дурачок, что нам надо их догонять? Гляди! Они уже добрались до реки. Давай-ка спрячемся вон в тех зарослях!
– Магдалена, подсматривать нехорошо. Хозяин будет недоволен.
– А откуда он узнает?
– Нехорошо, говорю тебе.
– Замолчи, безмозглый! Не мешай мне! Гляди, гляди! Они целуются! Она так и льнет к нему! А-а, они соскочили наземь! И не боятся вывозиться в грязи! Гляди, гляди, Перико! Каталина задрала юбки!
– Вот это зад!
– Нельзя ли без замечаний? Гляди лучше! Наш хозяин взялся за дело всерьез! Но зачем ему нагрудник и ботфорты со шпорами? Правильно! Каталина велит ему скинуть одежду. Погляди, как он хорош! А устроен в точности как ты и придворный шут!
– Постыдилась бы, бессовестная!
– Чего мне стыдиться: я видела однажды, как он справлял нужду. Не отвлекай меня! Хозяин наш овладел Каталиной! Слышишь, как тяжело она дышит? Вперед, дон Филипп! Покажите ей, на что вы способны! Как велико обоюдное их наслаждение, вчуже приятно! Гляди, Перико, жеребец нашего хозяина собирается покрыть Каталинину кобылку! Он не то что ты, слабосильный! Гляди! Хозяин снова обнял Каталину! Он целует ее! Какая парочка: он кусается и бьет копытом… Повезло этой лошадке… Перестань, Перико, сейчас не до тебя… Дай же досмотреть! Он снова набросился на нее! И седок под стать коню. А Каталина вьется змеей, смеется и плачет! Жеребец застыл как вкопанный и похож теперь на плотника, орудующего пилой… И у хозяина пыл не угас. Что это с нашими пони, Перико, – их тоже раззадорило! Еще бы! Попробуй-ка не обжечься, когда вокруг бушует такое пламя! Снова хозяин притянул к себе Каталину! Учись у него, пустоболт, а то только и умеешь, что бахвалиться из-за сущей безделицы! Погляди на жеребца и кобылу, на колибри, на москитов! Вспомни, как летит шмель к цветку! Ах, Перико! Я хочу увидеть звезды!..
Когда лучи заходящего солнца скользнули по склону горы, Каталина сказала Филиппу, лежавшему рядом с нею:
– Карвахаль ненавидит тебя за то, что было в Санто-Доминго, и за то, что ты немец, и за то, каким, на нашу погибель, создал тебя господь бог. Однако он мечтает стать губернатором и ради этого готов отдать тебе меня – что он и доказал сегодня, – хотя я единственная женщина на свете, способная расшевелить его. Послушай, возлюбленный мой! Притворись, что согласен с решением аудиенсии и не станешь оспаривать у Карвахаля власть! Давай вернемся в Севилью – там оценят тебя по достоинству! А если тебе еще не приелись эти дикие заросли, которых я больше видеть не могу, ты всегда сможешь вернуться сюда губернатором или архиепископом! Но ради бога, Филипп, не становись на дороге у Карвахаля: он опасней прокаженного!
Перико и Магдалена смотрели на них и не знали, что из соседних зарослей следят за любовниками глаза Карвахаля и Лимпиаса. Солнце уже наполовину скрылось за гребнем горы.
– Дон Хуан, чего мы ждем? – прошептал Лимпиас. – Сейчас самое время схватить негодяя, осмелившегося затронуть вашу честь! Наши люди наготове, – прибавил он, указывая на скалу.
– Не спешите, маэсе, – ответил Карвахаль. – Пусть все идет своим чередом.
– Посмотрите, какая красная сегодня луна, – молвил Лимпиас.
Со стороны Эль-Токуйо галопом прискакали восемь всадников. Они осадили своих коней возле Филиппа и Каталины.
– Клянусь Магометом! – воскликнул передовой, в котором Филипп узнал Янычара. – Мы уж стали тревожиться, не случилось ли с вами чего. А куда запропастились карлики?
– Мы здесь! – смущенно откликнулась Магдалена, раздвигая ветки.
Снова припомнился Гуттену Вюрцбург и пророчество доктора Фауста: «Турок клянется Магометом, двое карликов оплакивают вашу гибель. Вы умрете в ночь полнолуния, на пустыре, в присутствии красавицы, от руки испанца…»
– Изыди, сатана! – вскричал он в ужасе. – Все сходится, кроме одного: я жив покуда.
29. Я – ГУБЕРНАТОР!
В сумерки воротились они в Эль-Токуйо. Каталина ушла в губернаторский дом, а Гуттен направился в свою хижину. У входа его кто-то окликнул, и, обернувшись, он увидел Хуана де Саламанку – одного из тех, кто переехал сюда из Коро.
– Добрый вечер! – учтиво и сердечно приветствовал он Филиппа. – Мы обедали вместе, но я почел своим долгом заглянуть к вам, дабы засвидетельствовать свое почтение.
Саламанка заговорил о достоинствах этой долины, о том, что здешние индейцы кротки и послушны, но ленивы и нерадивы и не стоят даже того, что съедают. Расходы не окупаются, и единственный выход – чернокожие. Он, Саламанка, перед тем как покинуть Коро, купил у бродячего торговца четверых рабов – двух мужчин и двух женщин, – чтобы было кому обрабатывать поле. Результаты превзошли все ожидания, как и у всех, кто последовал его примеру. Сам же Карвахаль привез сюда семерых невольников, двоих из которых, прибавил Саламанка с неудовольствием, он использует как палачей. Да, да, одному из них, Димасу, он велел прислуживать сеньору Гуттену и его спутникам… Истинным бедствием стали налоги и подати. Не сможет ли сеньор губернатор как-нибудь изменить положение?
Гуттен порывисто поднялся. Впервые с того времени, как он встретился с Вильегасом, его титуловали по-прежнему.
Саламанка намеревался было продолжить свой рассказ, но тут в хижину вошли Франсиско де ла Мадрид, Томе Ледесма, его брат Алонсо Андреа, а за ними следом – Санчо Брисеньо, Гонсало де лос Риос и некий капитан по имени Диего де Лосада, недавно прибывший в Коро.
Через полчаса в домике яблоку негде было упасть. После вечерней мессы едва ли не весь город побывал у Гуттена. Не пришли только двое: Диего де Монтес и Перес де ла Муэла.
Оставшись наконец наедине с Филиппом, падре Тудела заметил:
– Вы так долго после обеда беседовали с глазу на глаз с Карвахалем, а потом он еще уступил вам свою любовницу – вот все и решили, что власть переменилась. Будьте очень осторожны, дон Филипп: Карвахаль в избытке наделен тем, чего вам не хватает, хотя кое-чем вы могли бы с ним и поделиться.