Вот и вся история о священнике Холле и Гидегале. Сейчас на Морнингтоне построена церковь в память о первом миссионере. Я не был лично знаком с ним — священника убили в то время, когда я только появился на свет под сенью панданусов Гара Гара.
Учеба в школе
Убийство священника Холла напугало моих соплеменников, так как повлекло за собой крупные неприятности. Теперь они поняли, что белый человек обладает большой силой и придется ему подчиниться. На место Холла приехал другой миссионер — священник Вильсон с женой. Они построили школу, спальный корпус и убедили аборигенов оставить у них своих детей, чтобы те жили здесь и ходили в школу.
До сих пор я хорошо помню день, когда родители привезли меня в миссию. Мне было лет семь или восемь, и я еще не полностью осознавал происходящее, но чувствовал, что в моей жизни скоро произойдут большие перемены. Это меня пугало. Когда мы отправлялись в дальнюю дорогу, отец держал меня на плече, а я громко плакал.
Со страхом смотрел я на большое здание миссии Но еще сильнее пугали меня смуглые и белые необычно одетые люди, почему-то проявлявшие ко мне большой интерес. Родители прожили со мной в миссии несколько дней, наверное, для того, чтобы дать мне возможность привыкнуть к новому месту. А потом наступило утро, когда я стоял возле школы, обнесенной металлической сеткой, и горько плакал, глядя, как мои взволнованные родители уходили в лес.
Вскоре я привык к новым порядкам. Все здесь называли меня Диком. У меня появилось трое приятелей — Перси, Дан и Дуглас. Мы все были примерно одного возраста и вскоре объединились в группу, чтобы давать отпор другим мальчишкам, взрослым аборигенам и даже миссионерам.
Священник Вильсон придавал дисциплине большое значение. Мы заучивали наизусть тексты из Библии.
Если случалось, что кто-либо из ребят воровал одежду или без разрешения таскал фрукты или овощи из сада, его ожидала взбучка. Провинившегося клали на стол лицом вниз, четверо держали за руки и за ноги, а по голым ягодицам раз пятнадцать прохаживался ремень из резиновой трубки. До сих пор помню, какие раны оставались после такой порки.
Жизнь была у нас тяжелой. Спали на полу, подстелив одеяла. Каждое утро около шести — подъем. Будильником служил ушат холодной воды. Затем мы носили воду и мыли полы в спальне. Это было необходимо, потому что маленькие мальчики мочились под себя. Одеяла мы вывешивали сушить на солнце. Потом выстраивались на работу, так как в противном случае можно было остаться без завтрака. Обычно мы собирали валежник, помогали в саду или выполняли какую-нибудь другую работу в миссии.
После завтрака до начала уроков мы вместе с девочками и сотрудниками миссии шли в церковь, на короткую службу. Нашей учительницей была г-жа Вильсон. Она заставляла нас изрядно трудиться весь день: писать на грифельных досках, заниматься арифметикой, учиться читать. Это была хорошая учительница и добрый человек. (Я никогда не забывал о ней и, когда через много лет приехал в Брисбен на свою первую большую выставку, я зашел навестить ее. Она тотчас узнала меня и даже вспомнила мое родовое имя — Губалаталдин).
Школьных каникул мы ждали, пожалуй, с большим нетерпением, чем белые ребята. В то время большинство аборигенов жило в лесах, на земле, принадлежащей их роду. Лишь немногие разбивали лагеря неподалеку от миссии. Наступало время каникул. Родители приезжали за своими детьми и на несколько дней располагались около миссии, чтобы повидаться с родственниками и друзьями, а затем разъехаться по домам. До чего же приятно было сбросить с себя одежду, вдоволь набегаться и помогать старшим собирать съедобные коренья!
Вечерами мы сидели вокруг костра и слушали рассказы о давно прошедших временах. По ночам нас будил ритмичный перестук палочек и песни мужчин.
Но таких каникул в моей жизни было немного, ведь отец мой умер, когда я был еще подростком. Одни считали, что причиной смерти стал грипп (отец был уже немолод), другие ссылались на пури-пури, то есть колдовство. С тех пор я проводил каникулы с матерью и ее родственниками или бродил по лесам со своим старшим братом Кенни.
Однажды, когда я жил дома, в нашем селении распространилась страшная глазная болезнь — трахома. Мы все ужасно мучились: веки распухли и воспалились. Многие старики впоследствии совсем ослепли. У меня и сейчас слабое зрение. Охотиться с больными глазами очень трудно. До сих пор помню, как мы голодали тогда.