— Дайте ей воды, прошу вас, — взмолилась Мари-Жозеф, — или она заболеет! Пожалуйста, заклинаю вас, дайте ей попить!
— Будьте любезны, дайте попить всем нам, — попросил Ив. — И позвольте нам сесть. Мы всю ночь провели на ногах.
Мольбы Ива привели Люсьена в раздражение.
«Что же вы не принимаете смиренно страдания, а еще священник», — мысленно съязвил Люсьен, но преодолел искушение и не стал насмешничать.
Безупречно учтивый, капитан мушкетеров послал за вином и водой. Его подчиненные принесли стулья. Ив без сил упал на стул, облокотившись на колени и спрятав лицо в ладонях. Мари-Жозеф села столь осторожно и медленно, что Люсьену закралась мысль, уж не ранило ли ее, когда разбилась повозка. Он хотел подойти к ней. Он хотел утешить ее; он хотел, чтобы она утешила его. Но стражники, конечно, не пустили бы его; единственное, что ему сейчас оставалось, — это сохранять чувство собственного достоинства.
Капитан предложил Люсьену стул.
— Неужели вы полагаете, что я позволю себе сесть в присутствии его величества? — суровым тоном осведомился Люсьен.
Тростью он указал на портрет Людовика, и это движение тотчас отозвалось болью в спине и в обоих плечах.
— Прошу прощения, месье де Кретьен, — сказал капитан. — Но тогда выпейте вина.
Один из мушкетеров разлил вино. Ив жадно поднес кубок к губам.
— Пью за здоровье его величества! — Люсьен поднял кубок, неподражаемо надменным жестом салютуя портрету Людовика, и осушил его одним глотком.
Капитан присоединился к тосту.
— Нет, благодарю вас, — пробормотала Мари-Жозеф, когда один из стражников предложил ей вина. — Не хочу проявить неуважение к его величеству, но… не могу.
Тут Люсьен понял, почему она чувствовала себя неуютно и вела себя столь скованно, почему не пила, хотя в горле у нее явно пересохло и отказалась она с явным сожалением, и почему она столь смущена.
— Позвольте мадемуазель де ла Круа выйти в уборную, — украдкой попросил Люсьен капитана.
Капитан заколебался было, однако ему, как и всем придворным, была известна способность Людовика не опорожнять мочевой пузырь часами, а также его обыкновение путешествовать, не задумываясь об удобстве дам. Он поклонился Люсьену и приказал своим людям проводить всех троих пленников в уборную.
— Однако поторопитесь, его величество с минуты на минуту потребует вас к себе.
Оставшись в одиночестве, Люсьен прислонился к стене, прижавшись лицом к прохладному камню. Его била дрожь.
Капитан прислал пленникам воду и полотенца. Люсьен кое-как отер грязь, отряхнул перчатки и поправил одежду. Ему хотелось переменить белье. В таком виде он не смел предстать пред очи короля, его рубашка промокла от пота и холодила спину. Он так и не привык к холоду, неизменно сопровождавшему огненную боль. Он испытывал большое искушение отпить кальвадоса из карманной фляги, но пламя яблочной водки не в силах будет побороть пламя у него в спине. Он отцепил белую ленту со своей карусельной шляпы, вымокшей и представлявшей жалкое зрелище, и стянул ею сзади свой не менее пострадавший парик.
— А как быть с русалкой, месье де Кретьен? — спросил капитан, когда он вернулся. — Она что, помочится на ковер?
— На этот вопрос может ответить мадемуазель де ла Круа, ей виднее.
— Не знаю. — Мари-Жозеф отпила большой глоток из кубка и не стала возражать, когда капитан наполнил его снова. — Шерзад никогда не бывала в доме, никогда не видела ковра, она и в толк не возьмет, что делать в уборной.
— Она не хочет пить.
Один из мушкетеров возвышался над Шерзад с бутылкой воды. Русалка не помочилась на ковер, но пролила на него воду из бутылки.
— Пожалуйста, пустите меня к ней, — попросила Мари-Жозеф.
Капитан позволил Мари-Жозеф встать на колени рядом с русалкой. Люсьен приковылял к ним. Ив помедлил, но, не выдержав, тоже присоединился. Люсьен положил руку на плечо Мари-Жозеф. Она накрыла его ладонь своей, согревая и волнуя. Ему показалось, будто тепло ее прикосновения чуть-чуть утишило его боль.
— Дорогие друзья… — прошептала Мари-Жозеф.
Голос ее дрогнул. Она погладила Шерзад по плечу, по бедру, сплошь в синяках. Плавательная перепонка на руке у Шерзад была порвана. Запекшаяся кровь покрывала лодыжку; синяки пятнали горло. Она лежала закрыв глаза и едва слышно причитала. Мари-Жозеф поднесла к ее губам бутылку с водой. Русалка не шелохнулась.
— Сударь, вы не позволите мне взять вино?
Капитан передал ей бутылку. Она вылила на ладонь несколько капель и смочила пересохшие губы Шерзад. Русалка нежно, как во сне, слизала вино.