— Его величество Людовик Великий, правитель Франции и Наварры, христианнейший король!
Все встали и поклонились. Его величество, в золотой парче, рубинах и бриллиантах, занял свое место, ничем не выдавая изумления, возмущения или гнева, словно ничего необычайного не произошло. Он безучастно оглядел Зеркальную галерею. За одно мгновение выделил из толпы Мари-Жозеф, ее брата и Люсьена и пронзил взором его святейшество.
— Ваше святейшество… — начал было Ив. — Вам отведено почетное место…
— Наш Спаситель исцелял прокаженных. Так неужели мне не пристало смирение? — Иннокентий воззрился на Люсьена. — Впрочем, нашему Спасителю не выпало на долю общаться с атеистами.
Мари-Жозеф покраснела от гнева, услышав это оскорбление.
— Если бы Ему случилось иметь дело с атеистами, — парировал Люсьен, — Он, без сомнения, явил бы им милосердие…
— Вы являете нам милосердие, ваше святейшество, — поспешно перебил его Ив, — ибо утешаете нас в нашем позоре и бесчестии.
— Мой августейший кузен чрезвычайно разгневан, — промолвил Иннокентий.
— Мы лишили его яства, — пояснила Мари-Жозеф, — но не дали ему совершить убийство.
— Мы уберегли душу его величества, — почтительно добавил Ив.
— Кто знает, быть может, вы спасли демона, — произнес Иннокентий, обращаясь к Иву. — А то и лишили моего кузена бессмертия.
— Шерзад не способна даровать бессмертие, — вмешалась Мари-Жозеф. — Это под силу одному лишь Господу.
Иннокентий игнорировал дерзкое поведение Мари-Жозеф.
— Вы уверяли, будто плоть русалки наделяет чудесной способностью…
— Я солгал, — печально признался Ив. — Да смилуется надо мною Господь, я солгал. Я никак не проверял слухов. Мне казалось, не важно, что есть истина и что ложь…
— Ив, как ты можешь так говорить?! — воскликнула Мари-Жозеф.
— Важно лишь, во что верит король.
— Он поверил в бессмертие, потому что ты убедил его, что это возможно. А теперь его охватят сомнения, он поддастся искушению, и нарушит данное слово, и прикажет ее убить.
Люсьен встретился с нею взглядом, но промолчал.
«Я-то надеялась, что он станет это отрицать, — подумала Мари-Жозеф. — Надеялась, что он скажет: „Его величество никогда не нарушает обещаний“. Даже если бы он просто упрекнул меня, я и то поняла бы, что Шерзад сохранят жизнь».
— Вы могли бы спасти Шерзад, ваше святейшество! — взмолилась Мари-Жозеф. — Вас чтят за то, что вы исправили ошибки, совершенные Церковью прежде, за то, что воспрепятствовали падению нравов и разврату…
— Замолчи! — прикрикнул Ив.
— Позвольте мне хотя бы одно мгновение наслаждаться похвалой, отец де ла Круа, — смиренно сказал папа, — позвольте мне на одно мгновение предаться греху гордыни. Я действительно воспрепятствовал падению нравов и разврату.
— Прошу прощения, ваше святейшество.
— Господь дал жизнь тварям, дабы мы владычествовали над ними, дьявола — дабы мы победили его, и язычников — дабы мы обратили их. Вопрос лишь в том, к какому из этих разрядов причислить русалку?
— Она — женщина!
— Я говорю не с вами, мадемуазель де ла Круа. Отец де ла Круа, русалка утверждает, будто смерть окончательна и неизбывна.
— Ваше святейшество, — осторожно возразил Ив, — неужели тварь способна понять, что такое смерть?
— Если бы дьяволы существовали, — вмешался Люсьен, — то, разумеется, они утверждали бы, что есть жизнь после смерти, рай и ад. Иначе где бы они обитали?
С трудом сдерживая смешок, Мари-Жозеф осмелилась вновь обратиться к папе:
— Ваше святейшество, вы могли бы открыть Шерзад, что есть жизнь вечная.
— Замолчите, синьорина! — В голосе Иннокентия послышалось нетерпение и досада. — Женщинам пристало послушание и покорность, и, самое главное, им надлежит молчать! Такова воля Господа.
Внезапно Люсьен подался вперед с резким, гневным жестом. Он замер, устремив взгляд на папу, а когда к нему вернулось самообладание, у него побелели даже губы. Мари-Жозеф испугалась, что он лишится чувств.
— Если вы верите в своего бога, — произнес Люсьен, с трудом сдерживая ярость, — то должны признать, что он сотворил Мари-Жозеф де ла Круа смелой и решительной.
— Вы… — Иннокентия затрясло. — Вы и то создание, которое вы пытаетесь защитить, противоестественны и богопротивны!
Солнечный диск на западе уже стал опускаться за горизонт. Свет, льющийся сквозь окна, приобрел алый оттенок, заплясал в зеркалах, словно пламя, залил галерею, словно кровь.