* * *
Как заведено от начала времен, осень перешла в зиму, а та - в весну. Высоко в небесах умирали и возрождались луны, лиловый Массер и розовая Секунда. Об имперце больше не было ни слуху, ни духу. Нарья Огненный Глаз несколько седмиц ходила мрачная и злая, и помоги боги тому, кто не вовремя оказывался у нее на дороге. Потом она познакомилась с заезжим профессиональным гладиатором и быстро утешилась. Аджира-чародейка по-прежнему заглядывала к нам на ужины. Однажды во время моего выступления она спросила, не знаю ли я песни под названием «Дорога горя»? Она заплатит целый золотой дрейк, если я спою для нее. «Дорогу горя» я знала. С той поры магичка стала появляться в «Тарелках» все чаще. Порой она уделяла мне внимание, приглашая сесть за свой стол и поболтать о всякой всячине. Аджира казалась очень умной: она умела читать на нескольких языках, сама творила заклинания и усердно готовилась к весеннему экзамену по изготовлению волшебных зелий. Припомнив тетю С'Момриш и ее бесконечную возню в кухне, я пересказала Аджире запавшие мне в память способы приготовления травяных настоев. Колдунья возликовала, бросившись немедля записывать и пояснив, что подобные рецепты слышит впервые. Народ хаджитов забыл о растениях больше, чем знали все другие расы, и можно смело биться об заклад - на экзамене Аджира произведет фурор. Пользуясь моментом, я спросила, знает ли мутсере чародейка что-нибудь о корпрусе. Правда ли, что есть способ его излечить? Аджира в задумчивости пошевелила носом и усами, отрицательно помотала головой. Ее книги и лекари Гильдии были единодушны: Пепельная Язва, как еще называют корпрус, неизлечим. Рекце наверняка мертв. Хорошо бы боги послали ему быструю и легкую кончину. Набравшись храбрости, я навестила хижину Кая. Сама не знаю, что я надеялась там выведать. На сей раз долго стучаться не пришлось: стоило легонько толкнуть створку, и та с протяжным скрипом отошла в сторону. Дом пустовал. Его покинули давно, не меньше двух месяцев тому. Без спешки, забрав все мало-мальски пригодные вещи. Остались колченогий стол, ободранная кровать и стоявший нараспашку шкаф. Крыша хижины протекала, на полу чернели вонючие застоявшиеся лужицы. На одной из полок я нашла кусочки лунного сахара и полупустую бутыль дешевого флина. Покатала хрусткие крупицы на ладони, представляя их острый тающий вкус во рту, растущее ощущение звонкой легкости... и высыпала сахар в реку. Накрапывал дождь, наполнив воздух мокрой взвесью, оседавшей на моей шкурке. Размытыми желтыми пятнами светили сквозь туман фонари на стенах домов. Я брела вниз по улице, собираясь заглянуть в хлебную лавку и купить сладких пирожков на нашу троицу. Выйдя на площадь, сбилась с шага: за городской стеной завыл ездовой силт страйдер. На Материке таких животных не держали, оттого, впервые услышав его голос, я изрядно перепугалась. Крик силт страйдера - тонкое, переливчатое подвывание, сходное с многократно усиленным скрипом пальца по мокрой коже. Погонщики уверяют, будто животные столь искусно ловят ветер и меняют высоту тона, что слышат друг друга на огромных расстояниях. Тому, что кричит в Балморе, откликаются собратья с причалов Альд’руна и далекого Гнисиса. Тоскливый крик словно полоснул ножом по открытой ране. Я замерла, тупо озираясь вокруг. За два года я изучила досконально все магазины и лавки на центральной площади Балморы, все раскачивающиеся вывески. Вот ростовщик, вот галантерейные товары , куда мы каждую седмицу бегаем покупать ленты и украшения, вот книжный магазинчик на углу, вот лавка моего соотечественника С'Ришши - «Оружие и редкости»... Все знакомое, неизменное. Пройдет десять или даже двадцать лет, а я по-прежнему буду приходить сюда за покупками. Может, из девочки при гостинице я выслужусь в помощницы хозяйки. Или окажусь на улице, когда госпожа Ранмер решит, что моя резвость и молодость остались позади. Моя шкура поблекнет, яркий рыжий цвет сменится седым, когти раскрошатся, клыки выпадут. В моей жизни не будет ничего, заслуживающего хотя бы одной-единственной краткой строчки в «Летописях Эбенгарда». Словно я, подобно тысячам других безвестных созданий, никогда не ступала по здешней земле. Все, чем отметят мою могилу - датами рождения и смерти. Между ними только пустота, духота жарко натопленного трактира, чьи-то руки, небрежно заваливающие меня на продавленную кровать, пустые мечтания и горькие сны. С'Кейса аш