– Привет тебе, высокоученый писец, высокочтимый Ана, – проговорил он, задыхаясь. – Очень рад видеть тебя, ибо его высочество каждый час спрашивает, не вернулся ли ты, и бранит меня за то, что тебя ещё нет. Поистине, задержись ты в пути еще на один день, он послал бы меня на поиски, – я и так выслушал немало резких слов за то, что не послал с тобой охрану, – как будто визирь Нехези оплатил бы хоть одного стражника без специального приказа фараона. О, светлейший Ана, удели мне хоть частицу чар, которыми ты, несомненно, завоевал любовь нашего царственного господина, и я хорошо заплачу тебе за это.
– С удовольствием, Памбаса. Вот секрет! Пиши лучшие рассказы, чем пишу я, вместо того, чтобы пересказывать их, и он полюбит тебя больше, чем меня. Но скажи – как прошла свадьба? Я слышал, что все было великолепно.
– Великолепно? Как будто бог Осирис снова венчался с богиней Исидой в небесных чертогах. Его высочество, жених, был одет так же, как бог, – да, в одеждах и священных украшениях Амона. А процессия! А пир, который устроил фараон! Принц был так переполнен радостью и всем этим великолепием, что еще до конца торжества я заметил, что он сидит с закрытыми глазами, ослепленный блеском: золота и бриллиантов и красотой своей невесты. Он сам мне сказал об этом, чтобы я не подумал, будто он спит. А потом раздавали подарки, каждому из нас соответственно положению. Я получил… Ну, это неважно. И знаешь, Ана, я не забыл и про тебя. Зная, что все кончится еще до твоего возвращения, я шепнул твое имя на ухо его высочеству, предложив сохранить для тебя твой подарок.
– В самом деле, Памбаса? И что он сказал?
– Сказал, что отдаст тебе его сам. Когда же я удивился, ничего не видя у него в руках, он добавил: «Вот он», – и показал на кольцо небольшой ценности с гравированной надписью «Любимец Тота и Царя». Мне кажется, он просто хочет снять его, чтобы надеть другое, гораздо красивее, которое подарила ему ее высочество.
Тем временем рабы разгрузили и увели осла. Мы прошли через передний зал, где как всегда было много людей, во внутренние покои дворца.
– Сюда, – сказал Памбаса. – Мне приказано провести тебя к принцу, где бы он ни был, а он сейчас сидит с ее высочеством в переднем зале, где они принимали поздравления посланцев из дальних городов. Последние отбыли с полчаса назад.
– Но сперва я должен переодеться, почтеннейший Памбаса, – начал было я.
– Нет, нет, приказано срочно, я не смею ослушаться. Входи же, – и он эффектно, но учтиво отдернул дорогой занавес.
– Клянусь Амоном, – услышал я усталый возглас и сразу узнал голос принца, – еще какие-нибудь сановники или жрецы. Приготовься, сестра, приготовься!
– Прошу тебя, Сети, – ответил другой голос, голос Таусерт, – приучись называть меня надлежащим именем. Я ведь уже не сестра тебе, к тому же я сводная сестра.
– Прошу прощения, – сказал Сети. – Приготовься, Царственная Супруга, приготовься!
Теперь занавес был полностью открыт, но я стоял, не решаясь переступить порог, пыльный с дороги, растерянный и, сказать по правде, слегка дрожащий от страха перед ее высочеством. Мне видна была великолепная комната, полная света, в центре ее на одном из двух поставленных рядом стульев, украшенных резьбой и золотом, сидела в пышном одеянии ее высочество, безупречно прекрасная и спокойная. Она сосредоточенно рассматривала раскрашенный свиток, оставленный, очевидно, последними посланцами, ибо другие подобные свитки были аккуратно сложены на столе.
Второй стул был свободен, ибо принц беспокойно ходил взад и вперед по комнате; его парадный наряд был в некотором беспорядке, золотая повязка с уреем сдвинулась со лба, потому что принц имел привычку взъерошивать в задумчивости волосы. Поскольку я стоял в тени занавеса, где Памбаса меня оставил, меня не видели, и разговор продолжался.
– Я-то готова, муж мой. А вот ты, прости меня, выглядишь не так, как должно. Почему ты отослал писцов и приближенных до того, как церемония закончилась?
– Потому что они утомили меня, – сказал Сети, – своими непрерывными поклонами, восхвалениями и формальностями.
– Не вижу в них ничего особенного. А теперь придется вернуть их обратно.
– Кто там? Входите! – крикнул принц. Тогда я вошел и простерся перед ним ниц.
– Как! – воскликнул он. – Это Ана! Вернулся из Мемфиса! Подойди поближе, Ана, и тысячу раз добро пожаловать. Знаешь, я ведь принял тебя за какого-нибудь жреца или правителя какого-нибудь нома21, о котором я никогда не слышал.
– Ана! Какой Ана? – спросила принцесса. – Ах да, тот самый писец. Сразу видно, что он вернулся из Мемфиса, – и она окинула взглядом мою пыльную одежду.
– Царственная принцесса, – пробормотал я в замешательстве, – не брани меня за то, что я предстаю перед тобой в таком виде. Памбаса привел меня сюда против моей воли по приказу принца.
– Это верно? Скажи, Сети, этот человек принес важные вести из Мемфиса, раз ты так спешил его увидеть?
– Да, Таусерт, по крайней мере так мне кажется. Твои записи в порядке и при тебе, Ана?
– В полном порядке, принц, – ответил я, хотя и не знал, о каких записях он говорит, разве что о моих рукописях.
– В таком случае, мой господин, я не буду мешать тебе заниматься вестями из Мемфиса и его записями, – сказала принцесса.
– Да, да. Мы должны поговорить о них, Таусерт. А также о миссии в страну Гошен, куда Ана отправляется со мной завтра.
– Завтра! Но ведь только сегодня утром ты сказал, что выезжаешь через три дня.
– В самом деле, сестра – то есть, жена? Значит, я просто не был уверен, успеет ли Ана вернуться из Мемфиса. Ведь он должен сопровождать меня в моей колеснице.
– Писец – в твоей колеснице? Право же, было бы уместнее, чтобы с тобой ехал твой двоюродный брат Аменмес.
– К Сету Аменмеса! – воскликнул он. – Как будто ты не знаешь, Таусерт, что мне противен этот человек с его хитрой, но пустой болтовней.
– Вот как! Прискорбно слышать. Потому что, уж если ты кого-то ненавидишь, ты не умеешь этого скрыть, а Аменмес может быть опасным врагом. Ну, ладно, если не Аменмес (которого я, кстати сказать, ненавижу), то есть еще Саптах.
– Благодарю покорно. Я не сяду в одну колесницу с шакалом.
– С шакалом! Я не люблю Саптаха, но назвать отпрыска царской крови шакалом! Ну, наконец, есть визирь Нехези или начальник эскорта – забыла его имя.
– Не думаешь ли ты, Таусерт, что я жажду побеседовать об экономике государства с этим старым денежным мешком или слушать хвастливые рассказы полуобразованного нубийского мясника о подвигах, которых он не совершал?
– Не знаю, муж мой. Но о чем ты будешь говорить с этим Аной? О стихах и о всяких глупостях, я думаю. Или, может быть, о Мерапи, Луне Израиля, которую, как я понимаю, вы оба считаете красавицей. Ну, в общем, делай как хочешь. Ты говорил, что я не должна сопровождать тебя в этой поездке, – я, твоя молодая жена, а теперь, оказывается, ты хочешь взять вместо меня какого-то сочинителя рассказов, которого подобрал всего несколько дней назад, – твоего близнеца в боге Ра! Счастливого пути, мой господин! – И она поднялась со стула, оправляя обеими руками свои пышные одежды. Теперь рассердился Сети.
– Таусерт, – сказал он, топнув ногой, – тебе не следовало говорить такие слова. Ты прекрасно знаешь, что я не беру тебя с собой потому, что поездка может быть опасной. Более того, так хочет фараон.
Она обернулась и сказала с холодной учтивостью:
– Ну, тогда прости, и спасибо за трогательную заботу о моей безопасности. Я не знала, что эта миссия может быть опасной. Так ты последи, Сети, чтобы с писцом Аной не случилось ничего плохого.