— Хотя бы на минуту, господин Кыржэ, только посмотреть, — снова стал просить Дан. Он по-прежнему выглядел так, словно не мог избавиться от какой-то тяжкой думы. — На одну минуту, не более…
— Да перестань ты, в самом деле! Отвяжись — и без того слишком распустился в этой конторе нравов! Сгинь с глаз! — вырвалось у Кыржэ, хотя он тут же сдержался, постарался скрыть злость. — Тебе не нужно видеть ее, поверь на слово.
Он внезапно остановился посреди коридора.
— Все еще не ухватил сути? — Кыржэ словно бы пытался скрыть какой-то недостаток, давший знать о себе самым неожиданным образом. — Ну ладно: моя главная добыча, вернее, не моя — наша… — уклончиво процедил он. — Одним словом, операция, занявшая так много времени и ставшая известной высшим инстанциям, оказалась… Чего мы в конце концов добились? Даже в меня, допрашивающего, арестованному удалось вселить сомнения.
— Вы в самом деле арестовали Тома Улму? — вздрогнул Дан. — В самом деле? Но как это вышло? — Спрашивая, он в то же время более всего боялся услышать ответ на свой вопрос.
— Наверно, слишком внимательно слушал военную сводку, оттого и стал таким забывчивым! — Он испытующе посмотрел на парня, затем отвел глаза. — Сколько б я ни смотрел ему в глаза — все время кажется, будто лечу в пропасть. В них как будто нечистый вселился… будь он проклят, этот Кудрявый! Нет, нет! — Он энергично взмахнул рукой, не давая перебить себя. — Я не собираюсь удирать. Пусть уж об этом мечтает Косой.
Дан вздрогнул, машинально приостановился. Однако тут же испугался, что отстанет от Кыржэ.
— У него и в самом деле вьющиеся волосы? — спросил он, как будто не разобрав последних слов эксперта. — Значит, тут не только одно воображение. Ну и как, что-нибудь получается?
— Посмотри ему в глаза, попытайся разобрать, что в них скрыто! — сказал Кыржэ, продолжая шагать по коридору своей странной, несогласованной походкой — так ходят люди, крадущиеся за кем-то. — Если представится возможность, поставлю у двери, посмотри, что за глаза у этого Тома. Пригодится, даже для "Полиции нравов". И не только Кудрявого стоит посмотреть. Уже доставлена и Елена Болдуре — молчит, будто глухая стена. Что ее ожидает? Проклятье! От них сейчас целиком зависит и моя судьба. У тебя, стажер-соблазнитель, какие-то надежды еще остаются. Быть может, разжалобишь, вызовешь сочувствие. Имеешь к этому склонности. Что же касается меня… — Он застыл, точно его одолело внезапно тяжелое предчувствие. — Если не удастся выполнить приказ шефов — крышка. — И снова оцепенел, как будто перед глазами замелькали видения одно страшнее другого. — Забудь о ней! Да, да, забудь… Скажи лучше, не напал ли на след немца, убежавшего из лагеря? Где, наконец, листовки, которые собирались печатать? Что с шапирографом? — И добавил после короткой паузы: — Значит, все еще уверен в том, что любишь ее?
Он громко окликнул надзирателя.
— Запирай, я ухожу! Проведи к выходу господина Фурникэ. — И договорил, переступая порог камеры: — Только смотри не вздумай исчезнуть… Не пропади, если вызовем, иначе…
Кранц сидел в углу на своем складном стуле, прямой как жердь, и следил глазами за арестованным, который ходил по камере, заложив руки за спину. Он был в бумажном костюме, надетом прямо на голое тело.
— Сколько можно молчать, играть в простака, господин Тома? — принялся разглагольствовать Кыржэ. — Было бы куда лучше, если б вы родились на свет глухонемым… По крайней мере, никто б не мог упрекнуть…
— Моя фамилия Маламуд, — сказал арестованный, не переставая мерить шагами камеру. — Я говорю это бесчисленное количество раз.
— Извините, но поверить вам не могу. Кому может прийти такое в голову? — посетовал эксперт. — К тому же, если вы считаете меня подручным, в услужении… — он сдержанно кивнул в сторону немца. — В то время как я всего лишь фикция — никак не влияю, ничего не решаю…
— И влияете, и решаете, — печально улыбнулся тот.