Кирика Рошкулец и Котеля испуганно побежали догонять товарищей.
Вспоминали ребята тот вечер, когда наконец пришел к ним Сидор Мазуре дежурить по общежитию.
— Ура! Конспирация! Расскажите нам про конспирацию! — воскликнул Фока.
А Браздяну добавил:
— И про «аудиенцию-тенденцию»!
Пакурару, как староста, распорядился коротко и ясно:
— Включите свет, и живо стул товарищу Мазуре!
Завхоз сел на краешек койки.
— Не надо света, — сказал он. — Уже был отбой.
Как только он заговорил, спальня замерла.
— Хотите знать, что значит конспирация? — начал Сидор негромко, чтоб не разбудить тех, кто уже спал. — Кстати, не раз наши подпольные заседания проходили в темноте, вот как сейчас. И, бывало, приходил к нам товарищ, о котором мы знали все: он водрузил красное знамя на часовне собора, проник ночью в казармы и распространил там сотни листовок, спас партийную типографию, унеся шрифты из-под носа полиции…
Мазуре помолчал.
— Вот так, приходил к нам этот товарищ на заседания. Мы слышали его слова, но лица не видели. Нельзя было знать ни имени, ни адреса товарищей по борьбе. Не потому, что мы не доверяли друг другу, а чтобы, если попадешь в лапы сигуранцы, под пыткой палачей, даже в бессознательном состоянии не назвал имени, или адреса, или примет революционеров, которых ищет враг. Таков был закон конспирации у подпольщиков.
Тишина. Не слышно дыхания, будто спальня пуста.
— И вы не видели никогда того товарища? — спросил наконец чей-то голос.
— Видели, наверное. После освобождения Бессарабии! — предположил другой.
— Кто знает… — ответил Мазуре. — Много их было. Кто погиб в застенках, кто пал в Испании, во Франции, в сражениях Отечественной войны…
— Но ведь не все погибли! — настаивали ребята.
— Не все, конечно… но как вам сказать… — засмеялся Сидор. — Ведь они не со звездой во лбу. Как их узнаешь?.. Может так случиться, что живет тот товарищ с тобою рядом, а ты не догадываешься…
— Ну, это сказки! — воскликнул Браздяну. — Сидор не доверяет нам. Продолжает свою конспирацию. Так-то, ребята!
Сидор засмеялся тихо.
— Коли так, тогда скажу, — ответил он живо. — Есть человек, который мне напоминает того товарища подпольщика. Хоть он из других краев, из других боев. И вы его знаете.
— Кто это? — раздалось сразу несколько голосов.
— Леонид Алексеевич. Да. Ваш директор. Когда я мысленно вглядываюсь в прошлое, проступает его лицо. Лицо Мохова в годы революции…
И, чтобы предупредить новую волну вопросов, Сидор встал с койки. Поправил одеяло и, привыкнув к темноте, вдруг увидел Колоскова. Непонятно было, он спит или нет.
— Сергей Сергеевич живет у вас? — удивился он.
— Да, несколько дней… пока найдет квартиру.
— Ну ладно, — заспешил Сидор, — рассказы рассказами, а пора и честь знать. Отбой-то когда был, люди добрые? Спать! Спокойной ночи! — И тихо вышел.
Но ребятам было не до сна.
— Кабы не боялся Каймакана, сидел бы с нами до утра! — с сожалением вздохнул Фока.
— Черта с два он боится! — улыбнулся Хайкин. — Только притворяется подчиненным.
— А по-моему, не притворяется, — возразил Некулу-ца. — Он слушается товарища Каймакана, потому что, видно, так гласит закон подпольщиков: капиталистам сопротивляйся, своих слушайся.
— Ну, это не больно здорово! Выходит, Каймакану — воля. Хочу — Мазуре обругаю, хочу — Тубу… — нахмурился Котеля.
— Бросьте! Каймакан хороший специалист, а это главное. Нам без него не обойтись, — вмешался Пакурару.
— Потому-то с ним все и носятся! — фальцетом выкрикнул Игорь. — Никто слова поперек не скажет. Даже Сергей… — Браздяну захлебнулся и испуганно глянул на койку, где лежал Колосков. Непонятно было, спит он или нет.
Спальня. Койки ребят.
И у ночей свой свет. То лунный, то звездный. Но часто и без него ночью бывает виднее, чем днем.
То, что пережил Фока сегодняшним утром, отчетливо возникло теперь вновь перед его закрытыми глазами. Медленно шла ночь, а Фока все видел Колоскова, решительно входящего в кабинет замдиректора. Каймакан предложил ему стул, но Сергей не сел. Тогда встал и Каймакан.