Выбрать главу

Встречаясь с ней днем, он не в силах вымолвить ни слова, не смеет взглянуть ей в глаза…

Рошкулец стал коситься на всех, кто подходил к воспитательнице, а малейшее невнимание к нему с ее стороны причиняло боль, к горлу подкатывал горький комок.

…Спальня. Койки.

Котеля проснулся после первого сна.

Он так и остался крестьянским пареньком. Он ловко работает отверткой, гаечным ключом, легко справляется с формулами по физике и технологии, ему нравится копаться во внутренностях какого-нибудь привезенного на ремонт моторчика. Но кто ухаживает за цветочными клумбами во дворе училища? Кто, как не он, вскакивает с места, когда появляется телега Цурцуряну, кидается распрягать его кляч, поить их, чистить?..

В свободные часы ребята играют в мяч. шалят, рассказывают сказки, перелистывают журналы… А Ионел в это время уходит куда-то и возвращается поздно вечером то с дудочкой из ветки бузины, то с резной ракитовой палкой. И часто вся спальня наполняется запахами пахучих трав — он приносит их целыми охапками: мяту, донник, васильки…

Почти все выходные дни он проводит на базаре за городом. Разгуливает среди возов с распряженными волами, то погладит теленка со звездой во лбу. с прилизанной шерсткой, то возьмет на руки смирного, доверчивого ягненка… Встревает в разговоры с приехавшим на базар народом, — иногда встречаются ему и односельчане из Котлоны.

Ионика улавливает пряный запах родных полей даже в телегах, которые с недавних пор стали приезжать на базар из соседних колхозов.

Каждый раз, когда Матей Вылку, председатель сельсовета, приезжает по делам в город, первым долгом он заглядывает в училище. Сперва он обследует мастерские, открывает двери в классы, прислушиваясь, не скрипят ли, показывается в канцелярии и даже приоткрывает дверь в кабинет директора. Потом появляется на кухне, садится за один стол с учениками, придирчиво пробует борщ из миски Ионела. отламывает крошку хлеба, чтоб убедиться, каков он.

Вечером он осматривает спальни, ощупывая своими узловатыми недоверчивыми пальцами одеяла, соломенные матрацы, подушки. Как-то раз, накануне Первого мая, когда он пришел в училище, Котел я вышел ему навстречу в новеньких ботинках. Вылку встрепенулся.

— Откуда они у тебя? — резко спросил он.

— Со склада. Мне их выдал товарищ Мазуре.

— Как же это, насовсем или только на праздники?

— Насовсем, бадя Матей! — похвалился Ионика.

— Без денег?

— Да.

— Всем дали или только тебе? — спросил Вылку с какой-то надеждой в голосе.

— Всем до единого! — безжалостно ответил Котеля.

Гость прошелся по училищу, а когда вернулся окончательно убежденный, наклонился к ногам Ионела и стал ощупывать ботинки.

— Настоящая кожа, — шептал он. — И подошва кожаная. Красивая обувка. Этот ваш Мазуре ухлопал большие деньги за такой товар. Только… такие ботинки надо носить умеючи. Мяч. к слову, можно гонять и босиком. Да… Наши парни и девушки, если есть у них что надеть на ноги, обуваются только когда к самому городу подойдут. Помнишь небось!

Вылку выпрямился, длинный, как летний день, положил свои ручищи на плечи Котели и добавил доверительно:

— Ты набей, сынок, на подметки гвозди с выпуклыми шляпками, чтоб не стиралась кожа. А на каблуки — подковки. Затем хорошенько смажь кожу дегтем, чтоб размякла. Ведь, когда вернешься в село, они тебе, сынок, еще как пригодятся!

Он снял руки с плеч паренька, задумался.

— Ты видел, как здесь мостят улицы и заливают дорожки варом?.. Всего здесь вдоволь. Но ты знай: как научишься мастерству и вернешься в Котлону, таких ботинок никто тебе не даст даром. И тротуаров, залитых смолой, не жди. У нас пока грязь до ушей. Нет у нас еще такой силы, как в городе. Нет того проворства и умения. Наш мужик, сынок, носом в землю уткнулся — и все тут! Нужно хорошенько встряхнуть его, чтобы он взялся за ум…

Председатель часто советовался с мальчишкой, как со взрослым человеком. Он выкладывал ему свои горести, делился планами, рассказывал, как они собираются поднимать хозяйство.

Все в Матее Вылку нравилось Котеле. И его сердечный разговор, и необыкновенный рост, и особенно родной запах, которым он весь был пропитан. Ему нравились даже его усы и давно не бритая борода, колючая щетина с преждевременными сединками.

Он называл его, как в детстве, «бадя Матей». Он помнил его еще с тех пор, когда, гремя костями под армяком и кляня жизнь, Матей возил лёд в город. Смелый и решительный с отцом Котели, Тоадером, он был непонятно робок перед его матерью, Надикой.