— Поцелует когда-нибудь мама твой труп. Элемент!..
И хлопнул дверью.
Цурцуряну бродит по ночам…
Все дни он в училище. Стройматериалы, прежде чем стать новым зданием, сначала проходят через его руки и плечи. Он грузил раньше песок и камни. Теперь грузит двери, окна, кровельные листы…
А ночи принадлежат ему. День проходит быстро, как бег лошадок, ночь же еле-еле тянется, словно клубок с запутанными нитками, с бесчисленными узлами. Что теперь будет в старом здании после переезда? Это старое здание возчик видит всегда в каком-то хаосе. То это бывшее заведение Майера, то бывшие мастерские, то ремесленное училище…
В его памяти часто путаются салон, мастерская и класс. Ему настойчиво видится Петрика Рошкулец… И возчик пытается распутать клубок, найти ту ниточку, которая все развяжет. Но постоянно натыкается на те же узлы.
И в день, когда было назначено партийное собрание, директор появился в училище еще до побудки. Он казался вполне бодрым и энергичным. Он обошел обе спальни, неслышно проходя между койками. Многие ученики уже проснулись. Одни вскакивали с постели, одевались в два счета, другие медлили, сидя на краешке кровати, или лежали под одеялом, опершись на локоть. Здоровались с директором, вступали с ним в разговор.
Леонид Алексеевич уже не сетовал на тесноту в спальнях, сквозь маленькие окошки которых едва проникал свежий воздух, — все его разговоры были, конечно, о новом здании…
Во время завтрака он заглянул в столовую, потом пошел уплатить членские взносы и минут десять беседовал с Тубой Бубис, прогуливаясь с ней по коридору.
Та сразу же стала перечислять все инструкции и циркуляры, прошедшие через ее руки, она говорила о них так, словно молилась, с глубоким, благоговейным уважением. Она цитировала их на память, и в ее устах они звучали свято, решительно и окончательно — раз и навсегда.
— Обсуждали письмо с вызовом на социалистическое соревнование от учеников уральского ремесленного училища. Как раз из Тагила, где мы работали в войну, — торопилась сообщить она. — Оно адресовано товарищу Пакурару. Первый пункт говорит…
— Погоди, сестричка, с пунктами, — ласково остановил ее Мохов. — Какое соревнование? С нашими ребятами, которые изготовляют мастерки?
— Да-да…
— Прекрасно, — добродушно сказал директор. — Ну и как? Что решило собрание?
Туба просияла:
— У нас есть протокол. Все протоколы хранятся у меня в ящике. Мы устроили собрания во всех группах. Было решено вывесить письмо с Урала на видном месте, на доске Почета. А также наши обязательства. Сейчас скажу. Пункт первый…
— Сколько тебе лет, дорогая Туба? — Мохов внезапно остановился, словно сам удивился своему вопросу.
— Мне? Двадцать семь, — остановилась и секретарша, виновато склонив голову.
— Значит, тебе не пятьдесят, не сорок, даже не тридцать?
— Да, Леонид Алексеевич…
— Прости, что спрашиваю. Скажи, Туба, сколько лет мы вместе работаем?
Туба зашептала что-то одними губами, вскинув брови, и Мохову показалось, как это иногда бывает, что он впервые по-настоящему видит ее лицо, пухленькое, круглое, как у ребенка.
Он улыбнулся и легко прикоснулся к ее плечу, приглашая продолжать прогулку:
— Много лет работаем вместе… — И вздохнул. — Эх, Туба…
Он посмотрел на нее с умилением.
— Туба! — повторил он, легонько беря ее за подбородок, чтоб она наконец посмотрела ему в глаза. — Вижу, ты можешь прочесть мне наизусть все канцелярские дела. Только, знаешь, подбери себе на первый раз хоть сотню слов и пользуйся ими. Но пусть они будут твои. Потом еще сотню… И так постепенно.
Он снова улыбнулся ей, ожидая ответной улыбки.
— Я подберу, Леонид Алексеевич, — шепнула она, словно исповедуясь. — Но мне трудно. Я привыкла к тем, что напечатаны на машинке. Они кажутся мне более вескими.
Лишь теперь она взглянула на директора, быстро, мельком, чуть приподняв голову.
— Я подбираю их, Леонид Алексеевич, давно, слово за словом подбираю, — повторила она, — и когда-нибудь на собрании скажу их вслух, перед всеми. И они будут моими, от первого до последнего слова. Сами услышите. Я скажу речь… Об училище… О письме из Тагила… О Вове Пакурару, который… Услышите сами, Леонид Алексеевич…
Простясь с Тубой, Мохов встретил физрука и прошелся с ним по двору. Они останавливались то у кучи песка, привезенного для стройки, то у ямы, где гасили известь.
Сергей коротко и ясно рассказывал о своей работе, но было видно, что Мохову не удавалось внимательно слушать. Он то шел немного впереди физрука, то отставал от него, а когда шагал рядом, нет-нет да и окидывал изучающим взглядом этого высокого, ладно сбитого парня.